Пол Келвер

Кто же будет он, ее избранник? Какой-нибудь простой юноша — деловой, практичный, хорошо играющий в футбол и крикет, любящий вкусно поесть. Как неинтересен будет их роман! Если он ей понравится, она тут же признается ему в любви; если же не понравится, то он уже через пять минут осознает всю безнадежность своих поползновений, и бессмысленны будут ухаживания, комплименты и прочие приемы, выработанные многими поколениями молодых людей для покорения девичьих сердец. Я улыбнулся своим мыслям.

Раздался громкий стук в дверь.

— Да-да, — сказал я, и она вошла.

— Я иду гулять, — сказала она, — и решила по дороге зайти к вам попрощаться. А чему вы улыбаетесь?

— Да так, пришла в голову одна мысль.

— Смешная?

— Очень.

— Тогда скажите.

— Скажу, но только не обижайся. Видишь ли, я думал о тебе.

— Можно подумать, что если я обижусь, вы так уж расстроитесь.

— Ну, знаешь, все-таки…

— Ладно, говорите, я вас заранее прощаю.

— Я думал о твоем избраннике.

Она обиделась, чего и следовало ожидать. Но когда она злилась, то становилась очень хорошенькой — глаза ее горели, все тело охватывала дрожь. Я любил ее поддразнивать, хотя и рисковал получить достойную отповедь.

— И вы, конечно, решили, что я никого не в силах полюбить?

— Напротив! И ты полюбишь, и тебя будут любить — поклонников будет хоть отбавляй. — Эта мысль родилась вдруг, раньше мне так не казалось. Я посмотрел в ее рассерженное личико. Что ни говори, это был еще ребенок.

Гневные огоньки быстро угасли. Нора была отходчива и долго сердиться не могла.

— Вот смеху-то будет! — расхохоталась она. — Интересно, что мне с ними делать? Ведь любовь — дело серьезное. Я правильно думаю?

— Очень серьезное.

— А вы любили когда-нибудь?

Сначала я колебался, но затем предвкушение радости, с которой я мог говорить о предмете моего преклонения, победило боязнь возможных насмешек. Кроме того, если Нора проникалась вашими терзаниями, то более благодарного слушателя было не сыскать.

— Да, — ответил я. — Я полюбил, когда был еще мальчишкой. А если будешь дурачиться, — добавил я, заметив в ее глазах озорные искорки, — то ничего тебе рассказывать не буду.

— Я не буду смеяться, честное слово, — пообещала она, снова став серьезной. — Она красивая?

Я достал из кармана фотографию Барбары и протянул ее Норе.

— Неужели она и в жизни такая красавица? — зачарованно спросила она.

— Еще красивее, — заверил я. — Здесь запечатлены лишь ее черты. А самое прекрасное в ней — выражение лица.

Нора вздохнула.

— Я тоже хочу быть красивой.

— Сейчас у тебя переходный возраст, — утешил я ее. — Какой ты будешь, предсказать невозможно.

— Мама у меня была красавицей, это вам все подтвердят, да и Том очень симпатичный. Мне бы немного пополнеть… — Нора принялась разглядывать себя в маленьком венецианском зеркале, висящем в простенке.

— Да и нос меня раздражает, — сказала она и принялась яростно его тереть, как бы пытаясь свести на нет.

— Многим курносые нравятся, — сказал я.

— Что, в самом деле?

— А ты вспомни Теннисона. Что он там писал о таком носике: «А край его вздымается вверх, как розы лепесток».

— Очень мило с его стороны! А вы уверены, что он имел в виду нос, как у меня? — Она потерла его, но на этот раз не столь яростно; затем опять посмотрела, на фотографию Барбары. — Кто она?

— Урожденная мисс Хэзлак, — ответил я. — А летом она вышла замуж и стала графиней Гескар.

— Ах да, теперь припоминаю, вы нам о ней рассказывали. Вы росли вместе. Но что проку в том, что вы в нее влюблены? Ведь она замужем.

— Это делает мою жизнь еще прекрасней.

— Ага, понимаю. Вы хотите обладать тем, чем обладать нельзя.

— Я не хочу обладать ею.

— Но вы же сказали, что любили ее.

— Я и сейчас люблю.

Она вернула мне фотографию, и я спрятал ее в карман.

— Такой любви я не понимаю, — сказала она. — Если я кого-то полюблю, то мне будет нужно, чтобы он был со мной.

— Она всегда со мной, — ответил я. — В мыслях.

Она посмотрела на меня ясными серыми глазами. Я почувствовал, что моргаю. Казалось, что-то ускользает от меня — что-то такое, расставаться с чем не хотелось. Однажды я уже испытал такое чувство: мне снился волшебный сон, я открыл глаза, увидел свою комнату, распахнутое окно и яркое солнце на голубом небе. Я очень жалел, что проснулся.

— Это не любовь, — сказала Нора. — Это одна видимость. Я вот так же хаживала на балы, — засмеялась она, — перед зеркалом. Помните, вы как-то подловили меня?

— А разве воображаемый бал не лучше действительного? — возразил я. — Вас признают первой красавицей; вы божественно танцуете каждый танец, вы ужинаете в «Лионе». А на самом деле? Вы наступаете на ноги партнеру, толкаете другие пары, да и на вас все налетают; на половину танцев вас не пригласили, на следующий день болит голова. Ведь в мечтах бал куда как более великолепен!