Полдень, XXI век, 2003 № 04

Дело в том, что Майкл никогда не отдыхал в общепринятом смысле этого слова и, если не считать кратковременных отлучек домой на День Благодарения и Рождество, никогда не был в отпуске. В конце концов министр обороны настоял на том роковом отпуске, детали которого разрабатывались и утверждались в правительстве, как план серьезной войсковой операции. В качестве места отдыха генерала был утвержден затерянный среди просторов Атлантического океана остров Бермуда. Удаленность от горячих точек планеты, тихие, скрытые от посторонних взглядов бухточки, белая пудра коралловых пляжей, благопристойное население под юрисдикцией Великобритании, казалось бы, гарантировали заслуженному генералу и его жене отличный и безопасный отдых. К тому же спецслужбы подобрали для них маленький, уединенный отель в глубине тихой лагуны, в котором богатые молодожены проводили свой медовый месяц. На сей раз роль медовых пар исполняли секретные агенты из охраны генерала. Все, казалось бы, было предусмотрено, и генерал с женой под чужой, естественно, фамилией и в сугубо гражданском камуфляже прибыли к месту отдыха. Не было предусмотрено только одно обстоятельство — то, что линялая грива престарелого британского льва уже давно украшена хавабитской накидкой. Через это украшение, по-видимому, и просочилась информация о пребывании генерала на далеком острове. Далее эта удаленность только играла на руку террористам — не было ничего проще организовать теракт вдали от строго охраняемых центров цивилизации. Фактически террористы, в большом количестве и в срочном порядке командированные на Бермуду, могли просто-напросто застрелить ненавистного генерала, но они решили устроить образцово-показательный фейерверк. С помощью местных пособников исполнители теракта загрузили в подвал тихого отеля такое количество взрывчатки, которого хватило бы на подрыв средней величины города. Тихой ночью в полнолуние, среди безоблачного звездного великолепия, на сонной крошечной Бермуде не было места, с которого не был бы слышен и виден гигантский взрыв. На месте отеля для молодоженов образовался огромный кратер, тут же заполненный океанской водой. Во Франкистане, Объединенном Саугипте и ряде других стран с тоталитарными хавабитскими режимами убийство генерала Стресснера было отмечено торжественными военными парадами, фейерверками и народными гуляниями.

Да, у Билла Стресснера были свои, особые счеты с террористами — у его деда, отца и матери не было могил. Однако эти личные счеты были только надводной частью огромного айсберга его идейной платформы. Наибольшая подводная часть отражала видение мира, вызревшее в яростных спорах с либералами. Эти споры молодой Билл начал за столом в доме своего отца, бывшего на самом деле, вопреки логике и здравому смыслу, приверженцем идеи непротивления злу насилием. Когда немногословный отец впервые открыл рот, чтобы высказать сыну свои взгляды, юный Билл, студент Йеля, ушам своим не поверил, ибо из уст боевого генерала, беспощадно громившего террористскую нечисть по всей планете, лилась ангельская проповедь о спасении душ заблудших террористов — сложна душа человеческая и неисповедимы пути Господни. Мысль генерала была тем не менее проста, как картофельное пюре без подливы, — с террористами следует вести переговоры, их можно и нужно умиротворить, ибо насилие по отношению к террористам приводит лишь к усилению насилия с их стороны. Развитие этой банальной и незамысловатой концепции, которая в те времена одобрялась большинством интеллектуалов на планете, естественным образом приводило к отнюдь не тривиальному, а, напротив, неправдоподобно вычурному заключению о том, что терроризм на самом деле есть результат неразумных действий тех, кто с ним борется. Последнее умозаключение чрезвычайно нравилось не только самим террористам-исполнителям, но и крайне левым профессорам, превратившим пацифизм в наручники для тех, кто мог бы противостоять фанатикам-убийцам.

Разум и сердце молодого Билла бунтовали против подобной концепции, но поначалу его заводило в тупик, казалось бы, непреодолимое противоречие между практической деятельностью отца и его взглядами. Когда он напрямую спросил отца об этом противоречии, тот ответил круто: «Я считаю, что с террористами нужно договариваться, именно потому, что всю жизнь воевал с ними». Этот ответ не показался Биллу убедительным, и он старался использовать любую возможность, чтобы прояснить для себя истоки отцовского либерализма — ему казалось, что за военным опытом отца скрывается нечто ему, Биллу, недоступное, и это нечто непременно нужно познать.