Донорский пункт был, как всегда, в автобусе, который стоял на обочине газона возле входа в институт. Автобус сегодня был немного другой, не такой, как обычно. Немного меньше размером, чем обычный Ликинский рейсовый, с закруглёнными углами, он выглядел похоже на устаревшие ПАЗики, на каких ездят за грибами или в колхоз. Водитель у неё был, сумрачный мальчишка, молодой человек, почти подросток, он был в халате, только вместо обычного белого колпака на нём была вязаная шапочка, на которой зелёным по жёлтому было вывязано одно только слово: Mori. Шапочку он надвинул на уши и никогда не снимал, хотя день был довольно жаркий.
Сначала должны были брать кровь в два, но потом, в самый последний момент, всё поменялось, повесили новое объявление, что будут брать в десять. Известие по телефону мгновенно распространилось среди сотрудников института, и на улицу высыпал народ, все спешили в очередь, чтобы потом получить отгулы. Ребята в халатах очень спешили, чтобы обязательно успеть всё сделать и у всех желающих кровь взять до двух, потом сложили все склянки и уехали. В два подрулила ещё машина, из неё выглянут обеспокоенный врач:
— Так что же, сдавать кровь народ сегодня будет или не будет? Мы не привыкли ждать, где же обычная в таких случаях очередь?
— Все уже сдали кровь, никого не осталось, все получили по два отгула и ушли домой.
— Ну дела, — покачал головой врач и уехал.
Васюк не спеша ввалился домой.
— Нервишки стали что-то подкачивать. Никак не могу успокоиться. У меня врачи взяли сегодня слишком много крови.
И бухнулся. К вечеру попробовали — он уже холодненький, в лице ни кровинки. Тёща, она была очень опытная в таких делах, прошла две войны, блокаду и сталинские времена, она сразу же подошла к нему и сделала надрез на руке. Довольно глубокий и длинный разрез, до локтя, и не вышло из него ни кровинки, только какая-то белая прозрачная жидкость.
— Угрюмчики, — сказала она. — Нужно спешить. Хорошо, что я знаю, это просто повезло. Это довольно редко бывает, но, когда бывает, то это всё равно как если бы на город сбросили водородную бомбу. Только хуже, так что лучше бы они всё-таки бомбу бросили. Надо всем быстро уезжать отсюда.
— Ну хорошо, — сказала жена, — сейчас приготовимся, чемоданы сложим.
— Никаких чемоданов, — сказала тёща, направляясь к двери. — К этому всегда нужно быть готовыми. Только документы и деньги, смену одежды и тёплое бельё.
— И что же, — не поняла жена, — так сразу всё бросить?
— Ну это кто как хочет, — сказала тёща. Взвалила сумку через плечо и, не оборачиваясь больше ни на кого, быстро вышла за дверь. Все тронулись за ней. На автобусе доехали до станции, потом на электричке до конечной, там от станции автобус не ходил, шли на дальний хутор по просёлочной дороге. Бабушка тащила, перевесив через шею, большой мешок сахара. Её спросили:
— Бабуля, тебе не тяжело?
— Э-э, сынок, своя ноша не тянет.
По городу по телефонной сети с большой скоростью разошёлся слух, что кто-то платит очень большие деньги за сдачу крови. Правда, очень большие.
Вот молодая женщина идёт темным переулком. К ней подошли молодые ребята с блестящим ножиком. Но им нужен не кошелёк и не изнасилование, а они сделали большой грубый разрез на вене, подставили поллитровую баночку и ждали, как капает или стекает кровь. Ребят такого рода сразу же назвали доильщиками. Женщина сначала плакала и звала на помощь, потом, когда поняла, что всё равно ничего не поможет, никто не вступится, ей нечего терять, то присела просто на корточки и начала вместе с ними следить, как завороженная, как в банку стекает струйка её крови. Кровь в те дни действительно была на вес золота и лилась рекой. Потом ослабела, пришла в беспамятство, кровь перестала идти, ребята оставили её.
На следующий день с утра по радио объявили: цена на сдачу крови увеличена ещё в десять раз. Все рыскали по городу, никто не мог сказать, где принимается кровь, и сколько точно за неё платят.
— Покуда всю свою не сдашь, не узнаешь, — мрачно пошутил кто-то.
Появились многочисленные перекупщики.
Вот уже другая, немолодая женщина идёт по улице в теплом пальто на воротнике с подкладкой. Она в самый раз могла бы сдавать кровь. Очень полнокровная женщина. Так не сдаёт же, сволочь! Широкая, одутловатая, с двойным подбородком и широкими губами, толстой шеей и толстым затылком, она идёт и покачивается на ходу, как огромный мешок с кровью. Откуда она и вообще-то взялась здесь, такая, она здесь раньше не жила никогда? Куда она идёт, может ли она назвать адрес своей квартиры на этой улице? Либо в водопроводную воду города добавили что-то такое гнилое, что всех раздуло, либо таких надувных женщин нарочно привезли откуда-то на грузовике, чтобы приучить население города, что собирать кровь — ничего, это можно, за это никому не попадает, и никто никуда не жалуется. Женщина и идёт-то как-то так, неровно, как может идти механическая кукла или манекен для тренировки медсестёр.