Полдень, XXI век, 2010 № 02

М и Ж отправились в душ, а гость врубил шансон, подвязал бабий фартук, вооружился ножом, и понеслось: радостно пыхтела газовая плита, то и дело выпуская из закопчённых конфорок огненных драконов, звенела посуда, летели мимо мусорного ведра очистки и шелуха…

И был пир на весь мир — с песнями, плясками, мордобоем, битьём посуды. Приходили и уходили какие-то люди. Мой храм чистоты был порушен за один вечер.

Чтобы не видеть и не слышать, я, закрыв плотнее дверь, заползла под ванну, предварительно вывернув лампочку из плафона. Я устала. Щетинки поникли. Ручка стала горячей. Видимо, я заболеваю. Не иначе, Лысый принёс в дом инфекцию.

* * *

Ночью, когда оргия закончилась, я вылезла из укрытия и поползла на кухню, испить водицы. С трудом вскарабкалась в раковину, а она оказалась забита грязной посудой.

Жажда мучила. Спрыгнув на пол, где сгрудились вокруг мусорного ведра бутылки всех калибров, сунулась щетинками в горлышко каждой — пусто! Уроды не оставили мне ни глоточка. Щики-и-и-и-!!! Ну и ладно. Это у кошек девять жизней, а у щёток жизней столько, сколько щетинок на мускулистом теле.

Ползу в маленькую комнату.

Лысый валяется на полу, в обнимку с какой-то девицей.

Щики-щик, с кого начать — с разносчика инфекций, пузатого уфолога или с его подружки, длинноногой худосочной красотки? Думаю, всё же с виновника содома, Лысого.

Цепляясь щетинками, лезу по мятым брючинам, по рукаву рубашки, к выпирающему кадыку, пристраиваюсь за ухом и одной из щетинок делаю осторожный прокол.

Лысый вздрагивает и поворачивается на другой бок. Ну вот, все мои старания насмарку.

Начинаю всё сначала. Срезаю щетинками пуговицы с рубашки — одну, вторую, третью… Поднимаюсь по волосатой груди, всё выше и выше…

Лысый недовольно что-то бурчит, хватает меня за ручку и швыряет в другой конец комнаты.

Я больно стукаюсь о стекло книжного шкафа и с грохотом приземляюсь на пол.

Лысый мычит.

Девица стонет.

Я в бешенстве. Ах, ты так?! Ну что же, не хочешь по-хорошему — буду пить тебя без анестезии. Шики-щик! Кто к нам придёт незваный, в час мочалки… О май лайф! Что за вкус! Первая группа! Резус минус!

Лысый, выпучив глаза, дёргается в конвульсиях. Но мои силы с каждой секундой удесятеряются. Я захлёбываюсь от жадности, не в силах насытиться. Жизнь прекрасна, когда рядом донор!

Внутри моей ручки что-то булькает и перекатывается, это, потрескивая, растут щетинки.

Я изменила цвет. Ручка стала нежно-розовой, как пасхальное яйцо, а щетинки бордово-коричневыми.

Не в силах пошевелиться, я засыпаю, на месте недавнего пира, прислонившись горячей ручкой к ледяному плечу вздрагивающей во сне худосочной девицы.

Её спутанная грива по цвету напоминает мои щетинки. Стоит, пожалуй, причесать шишигу, вот только отдохну немножко…

С этими мыслями я засыпаю, и снится мне сияющий белый кафель с торчащими из него растрёпанными вениками.

* * *

Едва забрезжил рассвет, я вскочила и со свежими силами принялась наводить порядок: шик-щик, шик-щик — и посуда сияет; щики-щик-щик-щик — и следы надоедливых гостей заметены.

Вот только что делать с Лысым — непонятно. Спрячу-ка я его на время под ванну.

Щики-щи-щи-щи, щики-щи-и-и… Тяжелый, гад, хоть и пустой.

А красавица всё спит. Тушь размазана по лицу, на голове колтун… И дружка из-под бока утащили, а ей хоть бы что!

Щетинки так и чешутся подправить её макияж. Ши-ши-ши, какой простор для творчества!

Ох уж эти нимфетки! На любом флаконе изломы ваших агрессивных профилей!

Почему бы не изобразить чистюлю и аккуратницу Щётку с голубой ручкой, у которой всегда всё шики-щик?! Нет, вам подавай худосочные тела выросших из детских колготок безмозглых дурочек! Ши-ши-ши!..

Итак, начну с волос.

Тише! Что ты орёшь, как оглашенная?! Куда?! Постой, говорю! На балконе полно снега, простудишься, накинь хотя бы куртку!

Пыхтя и переваливаясь, ползу за беглянкой к балконной двери.

На крики гостьи выскочили из своей комнаты М и Ж.

Эко меня распёрло! Пытаюсь просунуть пузатое тело в разорванную на форточке сетку.

Девушка в истерике мечется по балкону.

М и Ж застыли посреди комнаты.

Щик-щик, ура! — праздную победу, спрыгивая с оконной рамы на бетонный пол, в то время как обезумевшая жертва перекидывает через перила ногу.

«Не делай этого, глупая, остановись!» Едва успеваю вцепиться, всеми щетинками сразу, в огненный колтун на бестолковой голове лолитки, пытаясь задержать самоубийцу.

Щиик! Щиик! Щик! И я падаю, больно ударившись ручкой о бетонную плиту, а от лысой дурочки, возомнившей себя птицей, лишь вопль предсмертного ужаса…

М и Ж онемели? Как два привидения, они, шатаясь, скрылись в ванной комнате и закрыли дверь на задвижку. Не хотят со мной общаться — ну и не надо! Мне до их завихрений нет дела!

Сижу на ковре и пытаюсь избавить своё тело от чужих волос. Они всюду. Щетинки тошнит от мёртвой рыжей пакли. Снова я поплатилась за свою доброту.

* * *

Звонок в дверь.

Но М и Ж не торопятся открывать. Разве сделать это самой? Нет, всё же, думаю, не стоит.

Звонок становится назойливым.