Полдень, XXI век, 2010 № 06

Равнодушный к футболу, рыбалке и пиву, Владимир Сергеевич любил книги. Лучшим своим временем он считал послеобеденный отдых в выходные дни. Это были святые, неприкосновенные часы. И никакие дела, по важности уступающие пожару, не могли поднять его в это время с дивана. «Обломов», — улыбалась жена, ерошила его редеющие вихры и не донимала своего благоверного. Жены, напуганные массовым пьянством, готовы простить нам многое в обмен на трезвость. Они, бедные, и не догадываются, что быть трезвым — легко и приятно!

В послеобеденные часы хорошо поразмышлять перед блаженным сном.

«Итак, начнем сначала, — думал Владимир Сергеевич. — Что мы имеем? Рассмотрим то, что бесспорно. Что я видел своими глазами. Окно в нашем подъезде. Пыльный междустекольный мир. Форточки — одна на улицу, другая внутрь. Открыты всегда, — инженер вспомнил незабываемый запах родного подъезда, — за исключением сильных морозов. Единственное живое существо в том мире — паук. Мухи и комары залетают в форточку. И мелкие бабочки тоже. Паук их ловит и ест. Несколько сухих листиков. Горсть песка, которую я сам туда бросил, чтобы повредить паутину и посмотреть на реакцию паука. Больше решительно ничего. Абсолютно. И вот в один прекрасный день паук делает из паутины резинку, растягивает между двух лап, берет третьей лапой хорошую, крупную песчинку и стреляет в стекло. Во внутреннем стекле появляется маленькое отверстие. Потом еще. И еще. Чушь, конечно. Но… удар был, без сомнения, изнутри. Может, я забыл, и удар был все-таки снаружи? Нет, господа хорошие, не получается. Потому что линзочки выбитого стекла падали бы внутрь, в паучий мир! А я их собирал снаружи, под батареей. И складывал в коробок. А коробок лежал в ящике с разным барахлом. Возможно, он там и по сей день лежит, если мама не выбросила. Эх, никак не соберусь ее навестить…

Интересно, можно ли песчинкой пробить стекло? Оконное, в три миллиметра? Надо прикинуть…»

Курочкин на секунду задумался, потом расстелил на кухонном столе газету, взял в прихожей старый рабочий ботинок и выцарапал из его протектора крохотную горстку песка. Долго искал штангенциркуль, а найдя его в ящике с барахлом, огорчился, увидев налет ржавчины. «Надо будет смазать, вещь-то хорошая. Ай, как жалко…»

Песчинки оказались очень маленькими. Меньше полумиллиметра. «Ладно, пусть будет куб со стороной ноль пять…»

Владимир Сергеевич пошел в комнату, вынул из книжного шкафа потрепанный справочник, нашел таблицу удельных весов. Вооружившись калькулятором, он быстро сосчитал, что стальной шарик диаметром в девять миллиметров тяжелей средней песчинки в десять тысяч раз. Курочкин сдвинул на лоб очки и откинулся на спинку стула.

«Примерно таким шариком и удалось нам с Толбузом пробить стекло.

Скорость, какую ему придала рогатка… тоже вопрос… Пневматическая винтовка дает сто метров в секунду. Хорошо, пусть будет в десять раз меньше. Реально? А хрен его знает… Короче, шарик пробивает стекло. Причем дыра получается больше шарика, окруженная множеством трещин. Совсем не похоже на аккуратную конусную выбоину. Песчинка легче шарика в десять тысяч раз — это факт. Чтобы обладать той же кинетической энергией, она должна иметь скорость… так… эм вэ квадрат пополам… в сто раз большую! То есть километр в секунду! Ай да паук, ай да молодец! Такую бы рогатку — да на вооружение!

Солдаты, вооруженные рогатками, — страшная сила. Конечно, попасть в цель трудновато, зато патроны не нужны — камней везде навалом. Смешно?

Значит, так: не противореча физике, находим объяснение: летающие песчинки. В общем случае — камни. Потому что песчинка есть маленький камень. Вот так. Летающие камни и пули. Пуля, убившая Морозова, вышла из портфеля, набирая скорость, точно, как песчинка из паучьей рогатки.

Постой…

Вспомни, что говорил отец. Невидимые дефекты в стекле. Внутренние напряжения. Что-то плохо верится. Почему? Да потому что тридцать лет прошло. А дырки я и сегодня вижу. Неужели за такое время никто не предъявил претензии поставщикам оконного стекла и никто не занялся проблемой? Вообще — когда появилась первая дырка? Все это не так просто. Стал ли бы журналист Мурад Мамедов писать статью, а всесоюзный журнал ее публиковать? Нет, конечно. В те времена существовала цензура, и сенсационная „утка“ вряд ли бы прошла. К тому же пуля сводит на нет все „стеклянные“ гипотезы. Если, конечно, ее внезапный полет относится к тому же классу явлений. Но ведь убийцу так и не нашли!»

Владимир Сергеевич с содроганием вспомнил ту страшную минуту, когда человек в черном костюме равнодушно бросил:

— Одевайся, ГРАЖДАНИН Курочкин.

Он вспомнил те нереально-кошмарные несколько суток, проведенные в одиночестве холодного каменного мешка с никогда не гаснущей грязной лампочкой, спрятанной за проволочную сетку.

«Но ведь отпустили. И из ВУЗа не выгнали. И никого больше не тронули. Значит, люди тут не виноваты.

Надо думать. Думать. Думай, инженер. Бананы высоко, но есть палка. Что? Трясти надо? Да… бананы высоко… Посплю-ка я лучше…»

— Лен, а что поесть?

— Иди на кухню, соня. Картошку с рыбой будешь?