Полдень, XXI век, 2010 № 08

Тогда и объявился Бредихин, обычно безвылазно сидевший в обсерватории на Архызе. Раз или два в году он срывался в Москву, чтобы выступить с докладом в ГАИШе и подискутировать с коллегами, считавшими «маньяков» неисправимыми фантазерами, зря проедающими государственные деньги. Результатов у группы не было со времен «отца-основателя». Аппаратура становилась более современной, теоретические работы по флуктуациям излучения черных дыр появлялись регулярно, а практических результатов никто уже не ждал.

Бредихин подошел после семинара, на котором Леонид рассказывал о своей интерпретации инфляционных моделей множественных вселенных.

— Леонид Михайлович, — сказал он, — послушайте, что я вам предложу. Мы в тупике. С черными дырами не получается. Может, получится с космологическими объектами. Ядра галактик? Квазары? Реликтовый фон? Я не специалист, и в группе нет специалистов по космологии. Соглашайтесь. Вы сможете развивать свои теории, я не против. И зарплата у нас повыше, — многозначительно добавил Бредихин. — Я возьму вас старшим научным, есть ставка. И вашей жене работа найдется.

Леонид хотел отказаться, но почему-то попросил время на раздумье, а Наташа сказала: «Поедем». Живая природа, горы, красота…

Красота природы (удивительные рассветы и закаты, горы, залитые солнечным светом, как пироги — вареньем) обернулась тоской уже через два месяца после переезда. С женщинами Наташа подружилась, с мужчинами общего языка не нашла, «маньяки» казались ей действительно немного помешанными — не только на проблеме ореолов вокруг черных дыр, но, что хуже, на житейских неурядицах, которые вдалеке от цивилизации решались трудно, а мужики, как уверила себя Наташа, и усилий никаких не прилагали.

Говорят: год как день. Для Наташи день проходил, как год. Для Леонида день был днем, не больше и не меньше, с восприятием времени у него все было в порядке. Литература в библиотеку обсерватории поступала, интернет работал, голова варила, Леониду нравился стиль работы Бредихина. С Виктором у него нашлись общие интересы, оба любили фантастику, особенно Кларка и Лема. Отношения с Ренатой какое-то время не складывались, да и зачем — по работе все было в порядке, а в личном плане… Друг к другу они относились настороженно, на работе это не сказывалось, и ладно.

Леонид обрабатывал результаты наблюдений, но рутинная эта работа не отнимала много времени, и на досуге, которого становилось все больше, он занимался инфляционными моделями. Ему показалось, что инфляционная космология позволит, наконец, «маньякам» получить не только верхние пределы оптических потоков и величин переменности, но настоящие результаты. Наносекундных изменений блеска можно было ожидать от самых слабых объектов, расположенных на границе видимой Вселенной, — не галактик еще, а зародышей будущих звездных островов, возникших, когда молодая Вселенная (сто-двести миллионов лет после Большого взрыва) не была полностью прозрачной. При тех практически не изученных условиях могло возникать переменное излучение, связывавшее нашу Вселенную с другими: в инфляционной модели Линде вселенные в процессе Большого взрыва рождались гроздьями, как виноградины, и, разбредаясь, переставали взаимодействовать друг с другом, но сначала новорожденные миры были связаны общим скалярным полем, которое их и породило.

Скалярное поле не только связывало вселенные, но, как предполагал Леонид, перебрасывало материю из одной вселенной в другую. Аналогичные эффекты были описаны и раньше — черные дыры, заглатывая вещество, теоретически были способны выбрасывать проглоченную массу в другую вселенную, одну из множества миров «виноградной грозди». Два года Леонид посвятил исследованию этого эффекта и доказал — он был уверен в результате, но одобрения работа не получила, — что «на самом деле» черные дыры выбрасывают поглощенную материю лишь в такие вселенные, где физические постоянные отличаются от «наших» очень незначительно. На сколько именно, каков верхний предел отличий, он пока вычислить не мог, но понимал, что вселенные должны быть чрезвычайно похожими. Практически одинаковыми. Вселенные-близнецы. Даже больше, чем близнецы, — клоны.

Существование вселенных-клонов Леонид и хотел доказать с помощью аппаратуры «маньяков». Он придумал элегантный и относительно легко просчитываемый эксперимент — серию наблюдений за далекими точечными объектами с очень быстрой переменностью. Не черными дырами, у них свои особенности на наносекундных частотах. Леонид назвал «свои» объекты «искрами сингулярности», во множестве возникшими сразу после Большого взрыва, когда почти бесконечное число новорожденных вселенных выпало из общей грозди. «Искры сингулярности» были неустойчивы и распадались за характерные времена от микросекунд до сотен миллионов лет. О тех, что успели распасться, говорить смысла не было, а остальные можно было попытаться обнаружить по чрезвычайно быстрой характерной переменности излучения. Аппаратура «Мании» идеально подходила для такого исследования.