Полдень, XXI век, 2010 № 12

Они подали документы в консульство в середине августа. Когда-то, в конце семидесятых, когда М. К. еще уговаривал ее выйти за него замуж, одним из основных аргументов было – попытаться вместе уехать (или бежать) на Запад. В горбачевскую эпоху начала стремительно раскручиваться его карьера модного гипнотизера, и на Запад он больше не рвался – по крайней мере, до начала 91 года.

До него (через коллег) стали доходить слухи, что что-то готовится. Он начал бояться. И снова предложил ей попытаться уехать. Ее собственная жизнь в это время, как ей казалось, зашла в абсолютный тупик.

Когда в семьдесят шестом после кратковременного отсутствия нашелся Гоша, он оказался на двадцать лет старше ее и ее мужа. Поначалу необыкновенность ситуации, казалось, с ней примиряла. Но вскоре стало ясно, что от их сына в этом скрытном старике осталось очень мало – в лучшем случае он годился на роль дальнего родственника.

У Гоши, правда, успел родиться сын – он женился на женщине, которая была моложе его матери. Ему очень хотелось продолжить свой род. Но время неумолимо – ребенок родился, но Гоша начал дряхлеть, еще больше замыкаться в себе. Она пыталась сблизиться с внуком – но в 91 году мальчику исполнилось 15 лет. У него начинался трудный возраст.

У ее мужа, В. Ф., по-видимому, наступил мужской климакс – он стал в быту абсолютно невыносим.

Короче говоря, она согласилась поехать с М. К. в Париж.

Французы дали им визу, как только закончился путч. Несколько дней невыносимой тревоги остались позади – и теперь М. К. уже не очень хотел ехать, но все же поехал. Чего он теперь не хотел точно – так это навсегда оставаться за границей.

От этой поездки ее память сохранила не так уж много. Ощущение необычно теплого сентября в огромном, шумном, как ей показалось, очень праздничном городе.

Говорят, из всех столиц, именно у Парижа самый большой городской центр.

Столики бесчисленных кафе под сенью только-только начинающих желтеть платанов, выбегающие к самой кромке тротуаров.

Букинисты у своих зеленых лотков, на ночь запирающихся на ключ, над уютно-неширокой Сеной.

Ощущение бесконечных возможностей, которые не для тебя, возможностей, о которых ты даже не догадываешься, но, странно, не очень завидуешь и не очень об упущенном жалеешь.

Фраза какого-то из этих французов, из этих французских писателей: «Grand Peut-Etre» – «великое может быть». Кто это написал – Флобер, Анатоль Франс? И какой смысл он в это вкладывал?

Город, в котором океан возможностей подступает к самым стенам. Хотелось бы, конечно, подольше пожить на таком берегу.

4. – Интересно, что теперь со всем этим будет? – они пересекали Пискаревский. «Алеша» вновь смотрел на нее.

– С чем с этим?

– Покойник должен был много всего по себе оставить. Недвижимость, капитал. А наследников у него никаких…

– Я об этом мало что знаю. Со мной он ни о чем подобном не разговаривал.

Перед крематорием «Алеша» достал из портфеля фляжку коньяка, предложил Татьяне. Когда она отказалась, в два глотка выпил все сам.

Прошли в траурный зал.

Татьяна далеко не первый раз бывала в крематории. Хотя в их семье покойников чаще закапывали по старинке в землю, провожать в последний путь приходится не только родственников. Но и в крематории, перед тем, как тело отправится в печь, обычно гроб стоит открытым.

Открытым – для последнего прощания. Ты видишь застывшие черты знакомого лица, можешь подойти, прикоснуться.

Здесь все было не так. Закрытый дорогой гроб на подиуме – символ последнего пути в неизвестность. Собственно говоря, ты даже не знаешь, что лежит внутри. Символ неизвестности в квадрате. Отправь то, не знаю что, туда, неизвестно куда…

Стоя в траурном зале, она впервые внимательно оглядела присутствующих. Малый зал, народу не так уж много.

Примерно половина – ничем особо не запоминающиеся товарищи в темных костюмах с галстуками – очевидно, коллеги М. К. по работе в спецслужбах.

Самый заметный здесь – седой краснолицый «Алеша Попович». Длительное пребывание на пенсии плюс пристрастие к выпивке заметно расшатали в нем железную дисциплину.

Несколько человек из института, где М. К. долгое время возглавлял лабораторию. Возможно, кто-то из них участвовал во вскрытии его тела?

Большая часть остальных – сотрудники нескольких фирм, созданных М. К., когда его деловая карьера стремительно пошла вверх в девяностые годы.

Разумеется, пересечение этих трех категорий – не совсем пусто.

Отдельно стоящий интеллигент – И. А. Суетливый распорядитель – от крематория.

У всех в руках цветы, у некоторых даже венки. У нее – купленный возле метро букет хризантем, у И. А. – похоже, просто садовые ромашки, срезанные на даче. «Алеша Попович», по-видимому, достал свой букет из портфеля. Поскольку гроб закрытый, не очень ясно, куда все это класть, – но тут помог распорядитель, сотрудник крематория, предложив цветы и венки сложить на крышку сверху.