Полдень, XXI век, 2011 № 04

Пирошников бросился вверх – то же самое! Лестница не имела конца, она была замкнута сама на себя. В ужасе молодой человек кинулся к людям и попал в ту же самую квартиру, где он ночевал. Здесь ему суждено было узнать, как он там очутился, а потом провести какое-то время в попытках выбраться.

Эти попытки выйти из замкнутого круга и составляют суть истории. Не вдаваясь в подробности, скажем, что в конце это ему удалось. Он вышел на крышу дома вместе с мальчиком шести лет, сыном соседки, и, неловко поскользнувшись, поехал по заснеженной крыше к краю…

На этом история обрывалась. Читателю предстояло решить – погибнет герой или нет.

Однако автор решил этот вопрос однозначно в новой повести. Пирошников остался жив и прожил довольно большую жизнь. Мы встречаем его хозяином небольшой книжной лавки, живущим в одиночестве в съемной квартире. Начало истории совпадает с потерей съемного жилья и съемной площади магазина из-за повышения арендной платы, которую Пирошников не сможет осилить.

Однако ему везет. Направляясь куда глаза глядят, он оказывается рядом с домом, где произошли с ним когда-то странные события. Теперь это отремонтированный бизнес-центр, лишь в подвальных этажах живут жильцы. Выясняется, что там можно дешево снять помещение, и Пирошников остается здесь жить и даже устраивает свой магазин на том же этаже.

Совершается переезд, справляется новоселье с новыми соседями на минус третьем этаже, магазин начинает работать. Никто еще не знает о странных и опасных событиях, которые вновь потрясут этот старый петербургский дом…

Часть первая

Домочадец

1

…Общий праздник новоселья безусловно способствовал началу работы магазина-салона поэзии на минус третьем этаже. Софья Михайловна, единственный продавец магазина, с первого же дня завела обыкновение выносить стул, на котором она сидела, в общий коридор и встречать посетителей рядом с дверью в магазин, провожая внутрь и оставляя наедине с Прекрасным. А сама возвращалась на свой пост за новым посетителем.

Впрочем, интересовали ее не только посетители магазина, а вообще все домочадцы, спешившие на работу, в магазин или учиться, а также возвращавшиеся домой, – каждому она успевала сказать слово, а иногда и завязать разговор.

Это относилось и к посторонним людям, навещавшим эзотерический салон соседки Деметры или парикмахерскую «Галатея». Лишь коренастые накачанные подростки из клуба восточных единоборств враскачку проходили мимо, не удостаиваясь разговоров. Их Софья побаивалась.

За разговорами не забывала она и своих обязанностей продавца, непременно ввертывая на прощанье что-нибудь типа:

– Заходите, чудесный Есенин появился. В супере…

Или:

– Рекомендую Губермана. Краткость – сестра таланта.

Репертуар ее был разнообразен.

Пирошников в это время обычно находился за стенкой, в своем боксе, одетый в домашний костюм и тапки, небритый и иногда в меру похмельный. Щебетанье Софьи его почему-то раздражало и лишь некий доход от продаж как-то мирил его с новой формой торговли.

Эти скромные продажи позволяли Пирошникову ежедневно выпивать вечером бутылочку сухого красного, закусывая его сыром и предаваясь сладостно-мучительному подведению итогов собственной жизни.

Ему почему-то всегда казалось, что от него ждут подвигов. Правда, чем дальше, тем меньше. И невыполнение этих подвигов Пирошников неизвестно почему записывал себе в минус, хотя многие этого попросту в себе не замечают, с какой стати? Подвигов обещано не было.

Оговоримся: никому, кроме себя.

И сейчас, подходя к итогу своей жизни, Владимир Николаевич осознавал, как мало осталось времени для подвига, да и необходимость его все чаще ставилась под сомнение.

Причем подвиг этот неминуемо должен был совершиться по приказу Предназначения – и во славу Отечества.

Но почему Отечества, а не своего дела, призвания, семьи, в конце концов?

Так уж был воспитан.

Однако как бы там ни было, а за прошедшие сорок лет ничего похожего на Предназначение в жизни Пирошникова так и не обнаружилось. Не считать же, в самом деле, Предназначением его длительное сожительство с Наденькой и Толиком на правах мужа и отца, так и не узаконившего эти отношения?

Додумавшись до этого невеселого вывода, Пирошников допил вино и вытянулся на тахте, глядя в потолок.

«Старик… – подумал он. – Жалкий, никчемный старик…»

Эта мысль обожгла его, он рывком вскочил с тахты, застонав от боли в бедре, и схватив беспечно дремавшего на своей подстилке котенка, прокричал тому прямо в мордочку:

– Нет! Нет! Нет! Ты слышишь?!

Котенок Николаич, без сомнения, услышал, потому что сморщил нос и зашипел. Но Пирошников явно обращался не к нему, а к кому-то другому, находившемуся много выше этого подвала, этой последней отчаянной Родины, после которой уже ничего, лишь вечный покой.

И он был услышан. Нарастающий подземный гул поднялся снизу, пол качнулся вместе со стенами, так что Пирошников вновь упал на тахту, и пустая бутылка кьянти гулко покатилась по паркетному полу.

Это продолжалось мгновение, но было замечено всеми домочадцами.