Полдень, XXI век, 2011 № 10

Добавили: «И сам выходи!» Но Гусев отвечать не стал. Смотрел, как последние угольки нежно затягивало пеплом. Почти уже не светился разворошенный костерок, а мороз начинал прижимать. Настоящий – электрический, кусающийся. Майор Кутепов не торопился, знал: без огня беглецы на снегу протянут ну пару часов, не больше. А зажгут огонь – высветятся. Тишина так и каменела, так и наливалась предутренним морозом. Нигде ни шепотка, ни вскрика, Марс низкий, красный, ледяной. Ух, далеко, сплюнул Гусев. Не дотянешься. Ни до Марса, ни до Питера не дотянешься. Земной шар так и летит сквозь электрические поля. Правда, потом как-то вдруг потускнело в небе. Может, замкнуло где-то или само по себе скачалось электричество в океан без всяких проводов, кто знает. Чуть светились примятые небесные складки, зеленовато вспыхивали редкие снежинки. И глядя на кровавый блеск Марса, Гусев вспомнил, как с Машей… с женой… в необыкновенные далекие времена… как жили они вдвоем в большой комнате огромного, заброшенного дома… Дожди и непогода сильно попортили внутренность, но на резном золотом потолке среди облаков все еще летела пышная женщина с улыбкой во все лицо, а вокруг нее, как птенцы, – крылатые младенцы. «Видишь, Маша, – с любовью говорил Гусев, показывая на потолок, – женщина-то какая веселая, в теле, и детей шесть душ, вот это – баба!» Еще там над золоченой, с львиными лапами, кроватью висел портрет старика в пудреном парике, с поджатым ртом, со звездой на кафтане. Ну прям генерал Топтыгин! И доносился издали перезвон часов…

«Кричи, Гусев! Замерзнем!»

4.

Снег струился теперь мелко, беззвучно, безостановочно – сухой, порхлый, будто вываливался прямо из воздуха. Не сахар и не мука, скорее, цементная пыль – тяжелый, без всякой красоты снег. И Гусев так же подумал: замерзнем… Скашивал потемневшие глаза на девчонку: ну, что твой комар… Даже на этапах ее не трогали, – чего трогать рыбью кость на засохшей сковороде?.. А этот карла, косился Гусев на лейтенанта Рахимова, нас в будущее зовет. Сколько можно? Что в будущем, что на Марсе – холодно, выстрелы и шишечки на лиственницах такие черные, что даже в потемках угадываются.

«Замерзнем», – сказал уверенно. И вдруг вспомнил, какое веселое было на Марсе солнце. Там весело покалывало виски, дышалось легко. Прищурился, прикинул, поглядывая на низкую кровавую звезду: вон как далеко побывал, никто не верит. Прикидывал про себя: вот сдам гражданина уполномоченного майору. Они там, в органах, все одинаковые, ни одного не жалко. Укажу, где взрывчатка спрятана. Общества для переброски боевого отряда на планету Марс в целях спасения остатков его трудящегося населения больше нет, какой смысл держать взрывчатку? Выйду, подняв руки, скажу: «Ладно. Берите меня. Всё знаю». Повезут в Ленинград, снова увижу развод мостов. В Смольном одобрят: «Вот вам и товарищ Гусев! Сам разоружился перед партией!» И так решат: «Вот тебе, товарищ Гусев, двести шашек, строй новый корабль, присоединяй Марс к советским республикам!» Это не кусок Польши оттяпать, – такое большое дело ответственные товарищи поддержат.

Лейтенант тоже прикидывал.

Полгода как на Колыме, отстал от живой жизни.

Не знал, например, того, что товарищ нарком Ежов недавно похоронил жену.