Полдень, XXI век, 2012 № 02

В конце концов все устаканилось. Ленинградцы оказались ребятами квалифицированными, Гриха и Леха принялись приводить в порядок едва начатый системный центр регуляции освещения, а Миха увлеченно толковал с Салли про каких-то жужелиц. Салли грустно говорила, что ей удалось приобрести только тот вид, что помельче и подешевле, Миха обещал поделиться личинками. Лоренц обозрел картину и полез штробить левую стену – делать надо, и, главное, на виду, если Салли вдруг опять запаникует.

На исходе практики Лоренц запалил Гриху за самодеятельностью. Парень стоял у колонны с гравером и аккуратно вырезал по-русски четвертую строчку чего-то. Видимо, стихотворения. Высоко над ним перекликались Салли, Леха и Миха, натягивавшие по потолку зеркало термоизоляции.

Лоренц громко откашлялся.

Гриха обернулся:

– А? Привет, мистер Нейман. Подожди чуть-чуть, я допишу и прочитаю.

Он аккуратно, не хуже, чем по трафарету, вывел последние кириллические буквы, выключил гравер и отошел.

Лоренц поднял брови.

Гриха набрал воздуху, подтянулся и суровым голосом прочитал что-то напевное и раскатистое одновременно.

– А перевести?

Гриха нахмурился и начал переводить:

– Наши умершие… не покинут нас в несчастье… Наши погибшие – защитники. Небо отражается в лесу…

Лоренц повторил последнюю строчку:

– И деревья стоят печальные. Да уж, – он посмотрел в подвижное зеркало потолка.

– Это про Вторую мировую. Песня про летчиков. Вот один прилетел, а друга все нет. И время прошло, кислород уже кончился… ну или не кислород, что там тогда жизнеобеспечением было. И этот понимает, что уже ждать без толку.

– Нормально, – сказал Лоренц, – хорошие стихи.

* * *

На Салли Мэшем уже давно не хоронят. Пойнт-Даймонд построил два новых кладбища. А Мемориал в Новом Ленинграде еще принимает. На Салли Мэшем люди приходят погулять, подышать зеленью, туда ежедневно приводят на прогулки целый детский сад. И каждый разумный человек даже в средней группе знает, что белки кусаются, если позвать их, но ничем не угостить, что от сырых белых грибов болит живот и что земляника на холмике возле семидесятого метра поспевает раньше, чем в других местах.

На стене против этого холмика, насыпанного, конечно же, из хорошего камня под грунт, – имя Салли. Имя Лоренца Неймана можно найти на сто шестьдесят восьмом метре, а Марка Тушинского – на сто третьем, крупными буквами выше четырех рядов обычных надписей. Наверху, по решению городского совета, гравируют имена особо заслуженных или героически погибших граждан. Но то, как угодил туда хлопотун тушински, – это отдельная история, и я ее расскажу как-нибудь в другой раз.

Александр Голубев

Не дразните Бродячего Стоматолога

Полуоторванный ржавый лист громыхал на всю площадь. Порывы штормового ветра трепали его так, что казалось – нелепая конструкция автобусной остановки, от которой искореженный лист все никак не мог оторваться, пытается взлететь и унестись прочь из этого города, окруженного со всех сторон холодным морем.

На фонарном столбе съежилось объявление с выцветшим шрифтом:

ПРАВИЛА ПОВЕДЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА ПРИ ВСТРЕЧЕ С БРОДЯЧИМ СТОМАТОЛОГОМ

1. Не дразнить стоматолога и не замахиваться на него.

2. Не смотреть стоматологу в глаза и не показывать ему свой страх.

3. Ни в коем случае не убегать от стоматолога, будет погоня, и стоматолог настигнет человека.

4. Отвлечь стоматолога, бросив ему какой-нибудь предмет, находящийся у человека (пакет с продуктами, шарфик, кошелек и т. д.).

5. Медленно отходить к стене дома (к забору) спиной и призывать на помощь.

6. Принять боевую стойку к стоматологу и выставить одну руку вперед.

7. Использовать для защиты подручные средства – зонтик, портфель, камни и т. д.

8. По возможности ударить стоматолога по носу (болевая точка стоматолога).

9. Если стоматолог сбил с ног, лечь на живот и руками закрыть шею.

Если бы я был плотником, то вместо этих безобразных металлических столбов я поставил бы деревянные. Я украсил бы каждый из них тончайшей резьбой, и она была бы такая красивая, что ни у кого бы не поднялась рука прилепить объявление.

От столбов пахло бы сосной, свежей стружкой, древесина светилась бы внутренним янтарно-желтым светом. А со временем, впитав дожди, ветра и снега, столбы стали бы похожи на древние индейские тотемы, стоящие на площади уже не одну сотню лет. Дерево окостенеет, покроется сетью трещин и словно уйдет в себя.

– Изучаете?

Я пошарил взглядом вокруг и увидел возле урны пустую бутылку. Увесистую, темного стекла, с пузатым горлышком. Только после этого я обернулся.

Худое лицо. Приятным такое не назовешь. Да и ростом он был выше меня на полголовы, это тоже внушало опасения. Ветер пытался столкнуть его с места, он сутулился, расставив ноги и втолкнув руки в карманы серой парусиновой куртки.

Какое твое дело, что я изучаю! Тебе чего надо, а? Ты автобус ждешь? Ну, таки жди! Молча! Или ты стоматолог? Бродячий? Тогда тебе карачун пришел, я тебя не боюсь, понятно? Схватить за грудки, тряхнуть пару раз. А потом в солнечное сплетение. Снизу. И по затылку бутылкой сверху.