Полдень, XXI век, 2012 № 11

11.6

– Стас, тебя память не подводит? – всё так же глядя в окно, спросила Инна.

– Нет, – сердито ответил я. И тут же поправился: – Пока не подводила.

– Значит, и ты не уверен, что это навсегда.

– Навсегда ничего не бывает, сама это знаешь.

– Знаю-знаю. Врачи не велели тебя волновать.

– Вот и не волнуй. Как Сергей?

– Так тебя не волновать или сказать, как Сергей?

У меня не было ни сил, ни желания спорить с ней. Проще было закрыть глаза и промолчать. Все равно все сама скажет. Если бы было что-то плохое, она бы уже сказала. Всегда отличалась поразительной прямотой. Хорошо, если она действительно больше меня читать не может. Хотя все равно, даже если и может, какая теперь разница.

– Сергей просил тебе сказать, что он вернулся насовсем, по крайней мере, надолго. Он скоро придет сам, но попросил меня сначала тебя подготовить. Не бледней! Ничего страшного. Целой ночи, как тогда в Нью-Йорке, у нас, увы, нет, а потому буду излагать в телеграфном стиле. Мы с Сережей общаемся уже давно…

– Знаю, – перебил я ее, – при чем здесь это.

– Ты мало знаешь, умник, так что слушай и не перебивай. Когда он родился, ты научился только улавливать его мелкие потребности, а я… Даже не знаю, как это объяснить… В общем, мы с ним были как бы одно целое… Я ему больше, чем мать. Я прекрасно знаю, как ты ко мне относишься, вот мы и договорились общаться потихоньку от тебя, тем более, что для общения никакой телефон нам был не нужен. Я в Нью-Йорке, он в Москве, да какая разница, хоть на Юпитере. Нам обоим было неловко прятаться от тебя, но что поделаешь. Я подсказывала ему, какие книги он должен прочитать, а ты их доставлял. Ну и так далее.

– Что «так далее»? – мне ужасно хотелось пить, но не было сил пошевелиться. «Стакан воды некому будет подать», – вспомнил я любимое причитание бабушки, когда ей очень хотелось пожалеть себя.

– Я переливала в него знания, понимание, ум, наконец. Ведь у тебя, Стас, ума как не было, так и нет. Ты вдруг огреб идеальную память, освоил кучу языков и вообразил, что много чего знаешь, а значит, теперь ученый. А ученый – это не тот, кого много учили, а тот, у кого зудит внутри от желания понять. Ты хоть понял, отчего Сергей такой, какой он есть, понял, что с ним было в последние три года?

– Дай воды. И пойди погуляй, что ли… Приходи потом.

Инна протянула мне стакан, потом нагнулась, вынула из пакета махонькую живую новогоднюю елку с миниатюрными игрушками, поставила ее на прикроватный столик и вышла. От елки пахнуло хвоей – и тут же сработала память.

11.7

«Велика сила памяти, Господи, ужасают неизъяснимые тайны ее глубин. И это моя душа, я сам. Что же я такое, Боже? Какова природа моя?.. Широки поля памяти моей, бесчисленны ее пещеры и гроты: вот образы тел, вот и подлинники, дарованные различными науками, вот какие-то зарубки, оставленные переживаниями души; душа их уже не ощущает, но память хранит, ибо в ней есть все, что было когда-то в душе. Я ношусь по ней, стремглав погружаюсь в ее глубины, но не нахожу ни краев, ни дна. Такова сила памяти…». Так писал Святой Августин году примерно в 420-м от Рождества Христова.

Неужели и он страдал от бездонной памяти, от этого проклятья, не оставляющего никогда и от которого нет спасенья?

* * *

Первую елку я поставил Сереже, когда ему было четыре года. Он еще сильно уставал к вечеру, и мы встречали новый 1992 год по времени Новосибирска, где я когда-то был в командировке, в 9 часов по Москве. Я еще не пришел в себя от шока развала Союза. Была у меня страна, которой я служил, которой присягал, где ходил на партсобрания и демонстрации, и которой вдруг не стало, не стало за один день. Не все было прекрасно в той стране, но я там родился и вырос, и учился, и работал, и вот ее не стало. Как жить дальше?

Мы уже вкратце поговорили об этом с Сергеем, но его проблема развала Союза занимала мало, и он не очень понимал, чего я так убиваюсь. «Мал еще, – подумал тогда я. – Где ему понять». И в тот раз был прав.

Сережа, как чуткий ребенок, решил отвлечь родителя от мрачных мыслей.

– Хочешь, я расскажу тебе, как жил в утробе и потом, пока не мог говорить?

Я замер. Несколько раз я незаметно подводил его к этой теме, но он от нее всегда уклонялся.

– Еще бы! Этого ведь никто и никогда за всю историю человечества не мог рассказать. Но если тебе неприятно, то не надо.

– Это неважно, но боюсь у меня не хватит слов. Все равно попробую.

– Подожди, я только камеру включу. Этот эпохальный момент надо запечатлеть должным образом.

Камера всегда была наготове. Я нажал на пуск и приготовился слушать.