Полдень, XXI век, 2012 № 11

Смерть отступила на шаг, другой, растворилась в темноте. Докучаев развязал рюкзак, извлёк плащ-палатку, августовские ночи в могилёвских лесах были холодные. Расстелил, стал укладываться.

Миронов неслышно подошёл, присел на корточки.

– Командир, – шепнул он. – Давай-ка поговорим.

Был Миронов старшим сержантом, кадровым, служил до войны в НКВД. Подрывному делу учился у самого Старинова. К партизанам забросили его и ещё четырёх минёров месяц назад, в июле, они и принесли с собой новое понятие – «рельсовая война». Красная Армия готовилась к наступлению по всему фронту, и дезорганизация железнодорожного движения в тылу становилась задачей важнейшей, первоочередной. В деле Миронов ещё не был, но из пяти подрывников Докучаев без колебаний выбрал его. Плечистый, с ладной фигурой спортсмена и загорелым, волевым, откровенно красивым лицом, Миронов выглядел человеком надёжным.

Миронов и место операции по карте выбрал – двухкилометровый спуск на участке пути Могилёв – Жлобин. Спуск заканчивался железнодорожным мостом, который наверняка охранялся, так что мины следовало закладывать ночью и на расстоянии. Подорванный на уклоне и слетевший под откос поезд наверняка означал длительное прекращение движения на всём участке.

– Слушаю тебя, Павел, – по имени обратился Докучаев.

– Возвращаться надо.

– Что? – Докучаев опешил. – Ты чего, куда возвращаться?

– Обратно, в лагерь.

– Сдурел?

– Да нет, не сдурел, – сказал Миронов жёстко. – Я в старушечьи байки не верю. Точнее, не верил до сегодняшнего дня. А оно вот как, оказывается. На верную смерть я не пойду.

Докучаев помолчал, приподнялся, опершись на локоть, затем сел.

– Не пойдёшь, значит? – переспросил он спокойно.

– Не пойду. И вам не советую.

Докучаев вскинулся, ухватил подрывника за ворот, свободной рукой рванул из кобуры ТТ, с маху упёр Миронову под кадык.

– Не пойдёшь – шлёпну, – пообещал он. – Понял, нет?

У Миронова вновь лязгнули зубы, как тогда, при виде ссутулившейся у костра Смерти. Он судорожно закивал.

– Понял, – выдохнул подрывник. – Прости, бес попутал.

Докучаев ослабил хватку, прибрал оружие в кобуру, затем отпустил Миронова.

– Хорошо, что понял, – сказал Докучаев миролюбиво. – Иди, спи. И это… не вздумай чего натворить, – миролюбие в голосе сменилось решительностью. – Я за тобой присмотрю. Чуть что – шлёпну на раз, не думая.

Лёвка Каплан сидел, привалившись спиной к сосновому стволу и выложив винтовочное цевьё на колени. Смерть умостилась напротив, полы чёрного балахона разметались по земле.

– Вопрос имею, – Каплан стиснул зубы, помедлил секунд пять и, наконец, решился. – Кто-нибудь из моих жив?

Смерть долго молчала. Затем откинула капюшон, луна подсветила пустые глазницы тусклым серебром.

– Зачем тебе? – спросила Смерть. – Завтра и так узнаешь.

– Ты завтра меня заберёшь?

– Да. Завтра.

– Я хочу знать сейчас.

Смерть вздрогнула, повела плечами.

– Что ж, – сказала она. – Завтра ты их увидишь. Всех.

– Всех? – эхом простонал Лёвка. – Ты забрала всех? И маму? И Миррочку с детьми? И Мишеньку? И Броню?

– Да. Всех разом. Ещё зимой, в феврале.

Лёвка Каплан, цепляясь за ствол, поднялся. Мясистое, грубое, заросшее щетиной лицо скривилось от боли. Смерть смотрела на него тускло-серебряными монетами провалившихся глазниц – снизу вверх.

– Йитгадаль ве йиткадаш Шме Раба, – нараспев затянул Каплан. Это был Кадиш, заупокойная молитва на древнем арамеит. Языка этого Лёвка не знал, а слова заучил наизусть – в детстве, как и все остальные еврейские мальчишки в местечке. – Ди вра хир’уте ве ямлих малхуте ваицмах пуркане ваикарев машихе.

Лёвка замолчал, просительно посмотрел на Смерть. Он не мог сказать заключительное слово молитвенной фразы, его надлежало произносить присутствующим при Кадише.

– Амен, – помогла Лёвке Смерть.

Янка, сжавшись в комочек, умостилась на краю ветхой подстилки из прохудившегося брезента. Её трясло, слёзы набухали в глазах, текли по щекам. Янка глотала их беззвучно, даже не всхлипывая.

– Нецелованной умрёшь, – уговаривал пристроившийся рядом Алесь. – Нехорошо это, не по-божески.

Бабич прижимал девушку к себе, стараясь руками унять дрожь. Тоскливо глядел поверх её головы на путающиеся в верхушках деревьев звёзды. Вёл ладонями от затылка вдоль узкой девичьей спины, доставая до ягодиц.

– Не надо, Алесь, – едва слышно проговорила Янка. – Не надо, не хочу я так.

– А как надо? – Бабича передёрнуло, то ли от злости, то ли от жалости, он сам не знал, от чего. – Как надо-то? Завтра уже все подохнем.

– А может…

– Да не может! Она ясно сказала – за нами пришла, за всеми. От неё не уйдёшь.

Девушка замолчала. С минуту лежали, не шевелясь, у Алеся вспотели застывшие на Янкиной пояснице ладони.

– Ладно, – прошептала вдруг Янка. – Ладно, пускай. Я не знаю, как это делается. Ты… ты поможешь мне?..