Полдень, XXI век, 2012 № 12

Урезание вызвало очередной кровавый бунт – последний, но самый разнузданный. Жертвами которого стали многие, а среди них и исполняющий обязанности капитана, лейтенант-коммандер, ранее управлявший силовыми установками и сохранивший твердость духа во всеобщем отчаянии, даже когда совсем замолчал эфир, спутники перестали передавать GPS координаты, а от командования не дождались более ни одного приказа.

Потом среди полуживых подводников не осталось ни одного, кто знал бы, как вообще произвести всплытие.

Последним скончался маленький гидроакустик-энсин, тихо и в блаженном состоянии, поскольку сошел с ума задолго до этого. Ко дню своей смерти он несколько суток кряду сидел в кают-компании и играл в традиционный криббедж с друзьями. Друзья по мере разложения оседали и сползали со стульев, но энсин упорно и заботливо собирал их и водружал обратно со словами увещевания. При этом он не ел, не пил, и ходил под себя, пока смерть не пришла к нему. Тогда он вдруг почувствовал, что колышек для криббеджа становится необыкновенно тяжел. Энсин решил немного поспать, извинился перед друзьями и закрыл глаза – в последний раз.

С кончиной этого офицера в отсеках все стихло и замерло. Не получая установленное время команд с пультов и не фиксируя движения в отсеках, бортовой компьютер погасил все мониторы, сигнальные паннели и дежурное освещение. Потом запустил авторулевой на движение по курсу «после часа X», заложенному в память. Самый малый ход, шумоподавление. Раз в месяц – всплытие под буй для получения координат и автоматической коррекции курса. При отсутствии сигнала GPS – обратное погружение и движение по счислению на основе последней коррекции данных.

…При первых признаках атаки, повреждении, при посадке на грунт или иной нештатной ситуации – неплановый подводный слепой пуск «Актов возмездия» по территории стратегического противника, полное всплытие и самоликвидация с подрывом реактора.

…При благополучном достижении «часа Х-дубль», заложенного в память и отсчитываемого от зафиксированного боевого старта ракет, – всплытие, плановый поочередный слепой пуск «Актов возмездия» по территории стратегического противника и самоликвидация с подрывом реактора.

Черный смертоносный Левиафан, дремлющий на ходу, в глубоком сумраке, в равнодушном ожидании назначенного ему часа.

Нельзя не признать: Безумный Йенссен, капитан корабля – Охотника «Баловень Судьбы», несомненно, являл собой Эталон Правильного Капитана. Таким, каким положено быть Настоящему Капитану (в представлении большинства, по крайней мере): бородка и трубка, спокойствие и уверенность, решительность и обстоятельность. А также интуиция, чрезвычайно развитая долгой и чертовски нелегкой жизнью, и очень трезвый взгляд на возможности своего корабля и своего экипажа.

Большой Недовойне капитан Йенссен отдал правую ногу, полтора не очень нужных пальца левой руки, квартирку на окраине полностью разрушенного Сан-Диего, год жизни на лечение и реабилитацию после лучевых ожогов и половину зрения на правый глаз.

И считал, что очень дешево отделался.

До Недовойны Йенссен (тогда еще не прозванный Безумным) водил сухогруз каботажем вдоль тихоокеанского побережья обеих Америк. Сухогруз погиб в составе эвакуационного конвоя, а выживший капитан Йенссен нынче был уже немолод, грузноват, сед, носил военную форму, как прежний капитанский китель (то есть далеко не всегда и не везде), да так и не освоил полностью военно-командную манеру поведения на вверенном ему Охотнике.

Сейчас Йенссен любовался с ходового мостика на рассвет под трубочку доброго довоенного табака (большая коробка Виргинского, часть правительственной награды за отличную службу).

«Баловень Судьбы» неспешно следовал четыре узла норд-тэнь-норд-ост в сотне миль к востоку от островов Кука, оставляя взошедшее солнце по правому борту и расходящийся след за кормой. Солнышко, анемичное и дрожащее, проступало из мглы и мути у горизонта. Отражение его серо-багрово плавилось на ленивой, пологой зыби и колыхалось вместе с нею под полным штилем. Который день уже погода баловала экипаж: светило вполне отчетливо просматривалось сквозь пыль в верхних слоях, радиационный фон оставался очень скромным, никаких дождей и даже не очень холодно. Верных семь-десять, если по Цельсию. Пророчимая «атомная зима», к счастью, так и недонаступила.

Холод донимал только юнгу, тощего и довольно бестолкового паренька, что маялся рядом с Капитаном на мостике.

Юнга подошел с запросом на расходники, от Мастер-комендора – и вынужден был теперь торчать здесь, под страшным небом, возле зыбких релингов над пучиной, повторяя «да, Сэр!» и «нет, Сэр!», поскольку у Капитана случилось настроение отечески поговорить. Первый рейс на Охотнике начался для парнишки совсем недавно, он еще не привык бояться спокойно. Единственным позитивом в окружающем юнгу мире был в эту минуту только уютный запах от капитанской трубочки.

– …Чудеса, юноша, именно ЧУДЕСА! И не возражайте.

Юнга возражать вовсе и не думал, он только пытался не очень громко стучать зубами. Получалось так себе.