Полдень XXI век, 2012 № 05

— Не спорь с матерью! — пресекая попытки дальнейших споров, отрезал Михаил Матвеевич. — Ты тогда еще младше Коленьки была, совсем ни хрена не помнишь. Нельзя не ездить… нельзя. А и не брать их если, что тогда? Кого бабке оставлять будем? Тебя? Маму? Или, может, Кольку ей сбросим? На кого Хугинн укажет, а?

Не решаясь спорить с отцом, Люся спрятала глаза. И все же, стараясь оставить последнее слово за собой, раздраженно бросила:

— И стоило тогда комедию ломать? Сразу бы его бабке отдали, так уже бы сто раз назад вернуться успели.

— А вдруг бы в этот раз не взяла? — отрешенно пробормотал Михаил Матвеевич. — Нельзя сразу… Не по-божески как-то.

— А держать детей в душной машине на такой жаре — это по-божески? Меня, между прочим, на турбазе заждались уже, наверное!

— Да кому ты там нужна, шалава крашеная? — по-взрослому зло съехидничал Коленька.

— Ах ты говнюк мелкий!

Люся удивленно округлила глаза и попыталась отвесить младшему брату подзатыльник, но тот проворно перехватил руку, с неожиданной силой отведя ее в сторону. Глядя прямо в глаза девушке в два раза выше и больше его самого, он предостерегающе покачал головой, и Люся, вывернув покрасневшее запястье из стальных пальцев маленького мальчика, поспешно отошла в сторону. Коленька проводил ее тяжелым взглядом, в котором еле видной искоркой мерцала победная ухмылка. Убедившись, что повторной атаки на его голову не предвидится, он вперевалочку подбежал к матери, дернул ее за руку и противно загундосил:

— Ма-а-ам, я пися-а-ать хо-чу-у-у!

— Пап, поехали уже… — согласилась Люся, потирая запястье.

— Да, Мишенька, правда, поехали домой, а?

Стоящий на краю могилы Михаил Матвеевич встрепенулся, услыхав свое имя.

— И то верно. Старую проведали, можно и домой. Давайте-ка, раньше начнем — раньше закончим… раньше дома будем.

Сбросив с себя гипнотическое оцепенение, навеянное бездонной земляной ямой, он подошел к багажнику «Волги» и вынул оттуда большую лопату с широким лезвием. Следом на свет появились две лопаты поменьше — для женщин. Последним из багажника был извлечен небольшой металлический совок на длинной ручке. Маленький Коленька очень любил чувствовать себя частью большого семейного дела.

Константин Ситников

БЕЗ ПЕРЕДЫШКИ

 _{Рассказ}

Наказание, карающее преступника, не только справедливо в себе — в качестве справедливого оно есть вместе с тем его в себе сущая воля, наличное бытие его свободы, его право, — но есть также право, положенное в самом преступнике, т. е. в его наличие сущей воле, в его поступке.

Ибо в его поступке как поступке разумного существа заключено, что он нечто всеобщее, что им устанавливается закон, который преступник в этом поступке признал для себя, под который он, следовательно, может быть подведён как под своё право.

Гегель. Философия права

1

Створки автоматических раздвижных дверей дрогнули, собираясь закрыться, и именно в этот момент — ни секундой позже, но и ни секундой раньше — Олег, делавший вид, что внимательно разглядывает рекламный плакат на стене, резко поднырнул под локоть толстяка в шляпе и, едва не сбив с ног маленькую девочку с большой куклой в руках, прыгнул в вагон. Створки захлопнулись, поезд тронулся.

Обернувшись, Олег успел заметить, как двое в штатском, расталкивая толпу, бегут к перрону. Поняв, что птичка упорхнула, они разом остановились, зло глядя вслед Олегу, один поднял руку к вставленной в ухо гарнитуре мобильного телефона, что-то сказал. В следующий миг поезд с завыванием втянулся в туннель, за окном мелькнули связки кабелей на бетонной стене, и перрон исчез из виду.

Переводя дыхание, Олег огляделся. Вагон был переполнен, люди ехали на работу или возвращались с работы, кто-то читал, кто-то спал. Справа дремал, развалившись на два места, опухший небритый тип в грязном плаще. Напротив покачивался, сунув руку в карман пальто, высокий мужчина. Из-за его спины выглядывал пухлый мальчик.

Динамик над головой ожил, приятный женский голос произнёс: «Уважаемые пассажиры, будьте взаимно вежливы, уступайте место пожилым людям, инвалидам, проявляйте терпимость…»

Электричество мигнуло и погасло, когда поезд достиг максимального разгона, голос утонул в грохоте и лязге. И вдруг совсем другой голос — бодрый мужской — возвестил: «…голосуйте за Порохова!..»

Тип в грязном плаще немедленно очнулся, открыл глаза и сказал пьяно:

— Гхрмля!