Полдень, XXI век (апрель 2011)

– Первооткрыватели всегда получают славу, а сливки снимают идущие следом. Таковы законы общества.

Сириус уже поднялся над горизонтом. Прозрачный купол стал слегка матовым, защищая клиентов старбара от жестких излучений. Встаю из-за стола и перешагиваю через пространство. Хочу увидеть Ингу. Симагин меня всерьез напугал своими разговорами о методах непрямого воздействия. Где ты, моя дочурка?

Инга сидит в саду и обдирает кусты сирени. Ветки тугие, не хотят гнуться, Инга, прикусив губу, пытается сделать из них грубое подобие венка.

– Давай помогу!

– Папка! – восторгу дочурки нет предела. Она виснет у меня на шее и заглядывает мне в глаза. – Я знала, что ты придешь!

– И откуда же? – спрашиваю я с долей иронии.

– Чествовала.

Именно так, не «чуяла» и не «чувствовала», а именно «чествовала».

– А что ты еще чуйствовала? – смотрю на дочку, слегка прищурившись.

– Что ты не пил водичку.

Мою беззаботность как рукой снимает.

– Послушай Инга, это очень важно. Откуда ты это знаешь?

– Мы в вас игрались.

– Игрались? – настороженно переспрашиваю я.

– Это Колька Аков выдумал.

Колька Аков – сынишка Димы Акова. Сколько раз я слышал от Димы о его талантах, и вот на тебе…

– Инга, а кто с вами еще играл?

– Света Лузгина, Ира Полухина, Андрей…

– Симагин, – машинально подсказываю я.

– Андрей Симагин, Ева Шнитхе… Я всех фамилий не знаю.

Инга смотрит на меня виновато.

– Расскажи, как вы игрались.

– Колька сначала придумал планету с родником. Кто выпьет из этого родника, становится плохишом. И получает какую– то способность. Потом он объяснил, что плохиши всегда имеют способности. А кто не выпьет, тот тоже получает способность, но другую. Это чтобы плохиши сразу не победили.

– И как вы играли?

– Света сказала, что мы еще маленькие, а с маленькими чудеса не случаются. И что мы должны играть за родителей. Я играла за тебя, папка! Я хорошо играла?

– Ты просто замечательно играла.

Крепко прижимаю дочку к себе.

– Инга, скажи мне, а как вы определяли, кто будет хорошим, а кто – плохим?

– Мы посчитались. Я была хорошей.

Вот вам и стопроцентная выборка, ниспровергающая теорию вероятности. Они посчитались. Долго рассматриваю Ингу. У нее действительно есть способности. Через пару десятилетий этим детишкам будут принадлежать звезды. А может, даже и раньше.

В голову приходит бредовая мысль.

– А сегодня вы будете еще играть? – спрашиваю у Инги.

– Ага, – девочка энергично кивает.

– Хочешь, я научу тебя играть в войнушку?

Достаю глокк и протягиваю его девочке. Почему я чувствую себя в этот момент последним мерзавцем? Наверное, потому что сумел остаться человеком. Не иначе.

Наталья Анискова, Майк Гелприн

Однажды в Одессе

Рассказ

Страшным выдался год тысяча девятьсот восемнадцатый от рождества Христова, а следующий, девятьсот девятнадцатый, ещё страшнее.

Кровью измарала Россию война, мертвечиной выстелила. Раздорная война, несправедливая. Гражданская.

На кремлёвском троне волдырём гнойным вспух Нестор Махно – самодержец, Батька Всея Руси. Одутловатый, грузный, наглый. Анархист. Узурпатор.

Гуляли Батькины хлопцы с размахом. Грабили, насиловали, резали. С боем брали города. Жгли сёла. Расстреливали. Шашками пластали. На севере хлестались в конных лавах с красными бандами Ульянова-Ленина. На западе отжимали к Дону, добивали франтоватых добровольцев Деникина. На востоке гнали за Урал Колчака и Каппеля. А на юге… на юге всё было кончено.

Южные города один за другим пали под копыта махновских коней. Бабьим воем зашёлся отданный на три дня на разграбление Новороссийск. Кровью умылся и захлебнулся в ней Екатеринодар. Сотнями, тысячами сколачивали гробы в Геленджике и Анапе. А в Одессе…

А в Одессе сидел Лёва Задов. Наместник Батькин, градоначальник. Хорошо сидел, прочно, уверенно. Кривя страшную, одутловатую от пьянства рожу, брезгливо подписывал расстрельные приказы. Жрал от пуза и надсадно хрипел, мучая девочек, которых таскали ему с Пересыпи и Молдаванки.

Мазурики, уркаганы, домушники, фармазоны и марвихеры стекались подЛёвино крыло со всех городов и весей. Хорошо жилось лихим людям в Одессе, вольготно, сладко. Зашёл с бубнового марьяжа, и пей, гуляй, рванина, нет больше законов, нет кичманов, нет городовых и околоточных.

С уголовниками Лёва ладил. Хотя и не со всеми. С форточниками, клюквенниками, мойщиками, щипачами – да, с дорогой душой. Если ты разбойник, насильник, убивец, то ты свой, в доску. Даже если простой жиган. Только не контрабандист. Контрабандистов Задов не жаловал и полагал запускающими руку в карман. В его карман, в собственный.

Впрочем, контрабандистов никогда не жаловали. Ни при какой власти. При безвластии тоже.

* * *

Ранним утром, когда на Молдаванке уже закрылся последний шалман и оборвалась азартная игра на барбутах, прошёл по Мясоедовской тёртый человек Моня Перельмутер по кличке Цимес. Был Моня низкоросл, коренаст, по-коршуньи носат и мелким бесом кучеряв. Ещё он был молчалив, неприветлив и небрит. А ещё Моню Цимеса знали. Те знали, кому надо. И были те, кто надо, людьми сплошь серьёзными, обстоятельными и со средствами.