Поле боя - Севастополь

Над разведгруппой, хлопая лопастями, низко прошла пара патрульных вертолетов, десантники затаились. На боевом задании они прятались и от своих, и от чужих. Мощные «Ми-24ПВ» заложили вираж над пологим горным склоном и полетели дальше, шум "Крокодилов» постепенно стих.

— Продолжаем движение, — старший сержант тронул микрофон гарнитуры связи.

И тут замыкающий боец внезапно повалился ли

цом вниз на пожухлую траву, в спинной пластине бронежилета ниже правой лопатки зияло входное отверстие пули. Сразу двое десантников подхватили его и оттащили под защиту больших камней вниз по склону.

— Ложись! Кто-нибудь засек снайпера?!

—  Никак нет!

— Лешка живой?

— Пока да, — над раненым склонился санинструктор. С него уже стащили бронежилет, и эскулап торопливо делал перевязку. — У него пуля в легком, в сознание не приходит, пульс еле-еле прощупывается.

— Я засек снайпера, — бесстрастно доложил один из десантников. — Вверх по склону, слева двадцать, роща.

Он направил вверх по склону прибор, похожий на большой фотоаппарат с массивным объективом. «Фотоаппарат» представлял собой сочетание тепловизора, остронаправленного чувствительного микрофона и лазерного дальномера. И предназначался для обнаружения замаскированных стрелков.

— Ивлев, Дашко, Смирнов — взять живым!

— Есть!

Трое десантников-разведчиков гончими псами метнулись к рощице.

* * *

Остап Семенюк ясно видел в прицеле русских десантников. Когда один из них повернулся спиной, молодой активист ОУН-УПА выжал спусковой крючок. В плечо дернулся отдачей автомат Калашникова с прибором бесшумной и беспламенной стрельбы В оптическом прицеле ясно было видно, как повалился на землю десантник.

Еще одна зарубка на приклад... Остап Семенюк был студентом Львовского университета. В армии он не служил, родители «отмазали», но зато радовал инст

рукторов «вийсково-патриотичного табора», где проходил спецподготовку вместе с еще сотней таких бандеровских «отморозков». Особое внимание, помимо стрелковой и рукопашной, уделялось еще и идеологической подготовке. Она базировалась на пережевывании «подвигов» дивизии «сечевых стрельцов» (СС) «Галичина» и «преступлений имперской России». Причем доморощенные горе-историки, поменявшие мозги на сало с «горилкой»¹², так изгалялись над историческими фактами, перекручивая, а иногда и выдумывая историю, что их опусы можно было принять за записки душевнобольных. «Невежественные и дикие русские врывались в украинские города и оставляли после себя больницы и школы, заводы и институты, библиотеки и детские сады».

Подковавшись теоретически, «студент» Семенюк решил закрепить свои знания на практике, да и подзаработать немного «зеленых грошей». Пройдя «выпускные экзамены» под строгими, но справедливыми взорами своих «учителей» и «гостей» из форта Брэгг, ¹³

Остап отправился в Южную Осетию. Все просто — в руках «калаш» с оптическим прицелом и глушителем (до снайперской винтовки «студент», видать, еще не дорос). А в голове — вместе с «великими идеями», прейскурант: за голову русского солдата столько-то «зелени», за голову «офицера» — столько-то.

Свои цели Остап Семенюк и за людей-то не считал, так, фигурки, перечеркнутые перекрестьем прицела. Да и дело было относительно безопасное: ночью его выводили на позицию, он делал несколько выстрелов и отходил или таился до следующей ночи. Места «лежек» подготавливались заранее опытными, знающими местность «следопытами».

Но сейчас против него работали профессионалы. Быстро и скрытно, змеей в траве, достигнув рощицы, где притаился стрелок, они залегли. Один из десантников достал из подсумка гранату и, не выдергивая чеку, бросил в направлении замаскированной «лежки». Расчет десантников оказался верен — увидев возле себя ребристое тело «эфки», активист ОУН-УПА рванулся в сторону. В следующий момент два мощных

удара сбили его с ног и отправили в беспамятство.

* * *

Остап Семенюк со скрученными за спиной руками валялся в позе эмбриона. На разбитом лице — засохшая корка крови.

Захватив пленного и водрузив на носилки из плащ-палаток раненого, десантники выполнили небольшой марш-бросок к точке встречи с вертолетом. Винтокрылая машина была в первую очередь необходима раненому, десантник сейчас балансировал на тонкой грани между жизнью и смертью. И только искусство их санинструктора, который, как и командир группы, прошел две Чечни и Дагестан, да еще крепкий тренированный организм, держали десантника пока на этом свете.

Сейчас тот самый санинструктор склонился над пленным, сжимая в руке блестящие никелированные стоматологические щипцы.

— Ну, что, гаденыш, будешь говорить?! Командир, дай, я из него его же герб сделаю: повыдираю на хер зубы без наркоза — будет «трезубец»! — бредящий рядом раненый товарищ, подстреленный этим ублюдком, категорично отметал все законы милосердия И в данном случае это было правильно.

— Ага, сломанный, — добавил мрачного вида пулеметчик с «Печенегом» в руках, опоясанный крест-накрест патронными лентами.

— Отставить. Умойте его.

— Ага, его же собственной кровью...

— Михайлов! Разговорчики прекратить!