Поле под репу (СИ)

После безрадостной картины, каковой её встретил перрон, странница уже не рассчитывала сразу купить билеты — вряд ли кто-то трудился в столь поздний час. Однако, судя по разбитому окошку за тонкой решёткой, здесь и в другое время никто не работал. И отчего-то именно тёмный зев кассы заставил поёжиться, хотя было тепло, обхватить себя руками и поспешить к дальнему огоньку. Дуня надеялась, что идёт к вокзалу, где обязаны находиться живые существа.

Залом ожидания, или что уж это было, владело запустенье. Да, в помещении оказалось чище, чем на улице, почти все сиденья оставались в своих рядах, хотя попадались бреши в целые секции. Весь потолок заняли лампы дневного света — в основном, они горели ровно, но попадались и такие, что судорожно мерцали, тихо звеня в такт. От одного лишь взгляда на рождаемую ими и тотчас умирающую тень разболелись глаза и голова. Дуня уж позабыла, как испорченные патроны могут раздражать. Напротив двери ровной шеренгой выстроились кабинки, где грубо заколоченные плохо обструганными деревяшками, где всё ещё щеголяющие битым стеклом за тонкими железными прутьями. Стекло, надо сказать, били не только камнями, но и пулями — некоторые дыры выглядели чересчур характерно: округлые, с сеточкой трещин.

Кассы. Тоже. Без билетов.

Без людей.

Что же тут произошло? И произошло давно, очень давно. О своих наблюдательных и детективных способностях Дуня имела не лучшее мнение ещё до изысканий в замке сэра Л'рута, но сейчас особенные умения и не требовалось, как и опыт просмотра американских триллеров — не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять очевидное. Здание вокзала было заброшено не один год. А если это так…

Вывод напрашивался сам собой. Не могла. Не могла — и всё тут! — железнодорожная бригада настолько зло подшутить над стопщицей. Конечно, Дуня плоховато разбиралась в людях и тем более в не-людях, кем, на деле, являлись работяги, но парни не казались злодеями… последними сволочами, если на то пошло. А, значит… Заглушая шёпот разума, отмахиваясь от логических рассуждений и глуша растущую в груди тревогу, странница побежала к боковому выходу. Ответы она найдёт снаружи. Она не станет панически искать их внутри.

Самые страшные опасения девушки не оправдались — дверь вывела в вестибюль, стиснутый по бокам то ли кассами, то ли сувенирными киосками типа «Всё в дорогу». Также в вестибюле имелся выход в город. Точнее — на привокзальную площадь, наверное, столь же захламлённую временем, как и сам вокзал. Зато за ней кипела жизнь. По крайней мере, за тёмным пространством следовало расцвеченное электрическим светом, подмаргивающим неоном и, похоже, трепещущим лазером.

Цепочки огней покрупнее пунктиром отметили прямые линейки улиц. По ним двигались редкие огни помельче — возможно, машины. Тёплый ветерок доносил невнятные, кажется, людские разговоры, гул, обрывки ненавязчивых мелодий и взрыкивание механизмов.

Дуня вздохнула. Собралась с силами и пошла на шум.

Живые?

Судя по вдруг долетевшему эху громкой перебранки, звона битой посуды, гогота и вопля «Да я тебя, мразь!» — даже очень.

Может, вернуться?

Девушка обернулась. Грустное зрелище: здание вокзала всё ещё сохранило величественные формы, что, впрочем, угадывалось лишь по бликам на останках стекла в развороченных окнах. Нет, делать и искать там нечего. Значит, следует идти вперёд.

Фонари, освещавшие дорогу у границы площади, обнаружились за высоким забором — тонкой плетёной сеткой со спиралью колючей проволоки наверху. Далее второй линией обороны росли кусты — где-то по пояс Дуне, ровно подстриженные и несомненно обладающие острыми шипами. Досадливо цокнув, странница прикоснулась к первой преграде — и только после осознала, насколько была неосторожна. Сетка могла оказаться под напряжением.

Что делать?

Как говорят мудрые люди, брать тряпку и вытирать доску, разумеется — путешественница между мирами двинулась вдоль забора. Уже шагов через двадцать наткнулась на дыру. Как раз для средних размеров девушки. Правда, сквозь живую изгородь пришлось продираться с определённым уроном как для одежды, так и для рук. Хорошо ещё, что до волос и лица цепкие ветви не дотягивались.