Он ничего не успел ни сказать, ни сделать, ибо был заключен в крепкие, но все же осторожные объятья, явно не человека и взор ее прямо в глаза, заставлял умолкнуть и не сопротивляться.
Она многое могла ему сейчас сказать, многое сказать ей все таки хотелось, но способность говорить ей казалась сейчас чуждой, нелепой и бессмысленной. Она просто поцеловала его, чуть прокусив губу, стремясь одолеть его стремление вперед своим дурманящим укусом.
Он покорился ей, нежно обнимая, не чувствуя боли от клыков, но все же чувствуя пьянящий жар в сознании.
— Те, кто посмели посягнуть на сосуд богини Атрии, нашу великую Струну Света, должны умереть.
Этот голос звучал будто в самой его голове, заставляя очнуться, возвращая боль губам.
Все, что он по-настоящему услышал, сводилось для него лишь к одному смыслу — умереть…
Он оттолкнул Наташу, отбросив прочь свои чувства и ту историю о любви, заботясь сильнее о том, что сейчас было в опасности по его вине.
Он рванул к храму, не понимая, что изменить уже ничего не мог, лишь умереть…
— Нет! — донесся до него короткий крик Наташи, которую уже силой удерживал старший брат, подавляя все ее сопротивление.
Этот крик тяжелым эхом прорывался сквозь множество выстрелов. Он лишь успел обернуться, в поспешном и отчаянном осознании…
— Сукин сын, это он предал нас! — взвизгнул гневно Ник, понимая уже суть ловушки.
Илья, не имея возможности сдвинуться с места, смотрел на убывающие мгновения в поддельной струне с тоской и печалью, понимая сейчас куда больше, чем утром, чем пару мгновений назад, и ругань друга, обреченного на смерть вместе с ним, обращалась лишь в гул, не прикасающийся к его мыслям.
Вересом и сам понимал, что его предали, и слишком очевидно было имя предателя, даже его мотивы магу, казались не тайной…
В пустом зале исчезнувших фантомов два черных мага были вынуждены ждать в предчувствии последнее вспышки созданного для них оружия.
— Прости меня за все, — прошептала Лира со слезами на глазах. — Я просто, правда, тебя люблю…
Она белела на глазах, цепляясь за него слабеющими руками.
— Прости… меня…
Он смог поймать ее, едва дыша, в силах больше ничего понимать. Все смешалось в обрывки событий и фраз, ведущих в неизбежному.
Опустив ее окровавленное тело, он взглянул на далекую Наташу. В ее глазах застыли слезы и мольба, однако это лишь охлаждало его и без того опустошенное уже сознания.
Весь мир переворачивался слишком быстро, не оставляя ему ничего, только руины и трупы с обломками каких-то наивных надежд.
Никто больше не стрелял. Тихо, так тихо, будто он уже умер.
Вокруг лишь шок, а он смотрел на всех, стоя на одном колене у тела той, что вынашивала его сына. Этого уже не существовало, лишь там где-то в прошлом…
Что бы он теперь не сделал, всему был конец и ему самому тоже.
Встав на ноги, он бросил последний взгляд на шокированную толпу и как ни в чем не бывало, продолжил свой путь, теперь уже понимая, что идет навстречу смерти.
— Сэт, не надо! Я люблю тебя! Я прощаю тебя! — кричала Наташа в последней надежде, безжалостно пиная брата.
Сэт не остановился, он хотел умереть, он чувствовал, что уже умер там где-то, внутри, но все же обернулся, что бы увидеть ее в последний раз, раз уж чувства к ней были единственным живым в нем самом.
Что-то будто щелкнуло, пробуждая панику в глубинах сознания, все еще чуткого до интуиции и звуков.
Она пыталась протянуть к нему руку и что-то кричала, но он ее уже не слышал, вновь оборачиваясь к храму.
Горячий воздух, как дыхание дракона и тут же пламя, не свет белых магов, а черное пламя проклятья…
Вот и все, что ему осталось.
23
Пару строк о будущем…
Нет, так не пойдет. Ты давай не о бездне думай, а о себе. О том, кто ты такой. И что теперь делать. Вариантов не много, выбирай.
Отчаянье обманывает чаще, нежели надежда.
̶ Максимус, это Свэйвс, — донеслось из телефонной трубки, — я по поводу Сэта…
̶ Я не разглашаю…
̶ Фин! Прекращай, ему грозит трибунал и думаешь его пощадят?!
Максимус отчаянно выдохнул.
— Думаю, нет…
— Он вообще жив?
— Пока да…
— Какова вероятность, что он выживет?
— Не знаю, его готовят к операции.
— Свяжись со мной по завершению операции, если хочешь, что бы я ему помог.
— Понял, коротко ответил врач и тут же положил трубку, не дожидаясь ответа.
Он не знал, что ему делать. Все эти годы ему удавалось оставаться лишь врачом, кем бы ни были его пациенты, но теперь, если он так и останется просто врачом, то обречет единственного друга на смертную казнь.
Он явно что-то хотел сказать, пристально глядя единственным уцелевшим глазом, отчаянно пытаясь поймать за руку врача.
— Что? — спросил Максимус, склонившись, над обожжённым изуродованным телом друга, уже в операционной, где ничем не защищались обнаженные кости его левой скулы.
— Убей меня, — едва слышно проговорили почти уцелевшие, но опалённые губы.