Полет ворона

С потолка на стены непристойно сползала большая фиолетовая клякса.

Вонь была нестерпимая — несло керосином, фекалиями, краской, скипидаром, дихлофосом и еще непонятно чем. Пробивавшийся сквозь миазмы слабый аромат цветов и яств придавал запаху особенную омерзительность. Зажав нос, Таня вслед за Никитой шагнула из прихожей в гостиную.

Здесь царил полный разгром — не просто варварский, а глумливый, извращенный. Кресла и диваны располосованы ножом, со шкафов сорваны двери, ковер усыпан осколками стекла. Все, что не было сломано, оказалось залито, затоптано, загажено. И лишь безупречно сервированный на двоих овальный стол и высокая люстра остались нетронутыми. Впрочем, приблизившись к Никите, застывшему возле стола, Таня, с трудом удерживая рвоту, увидела, что каждое блюдо на столе аккуратно посыпано хозяйственными и садовыми химикатами, окроплено керосином, скипидаром, санитарной жидкостью или попросту мочой. Посреди стола на пустом блюде возвышалась кучка экскрементов, в которую было воткнуто золотое кольцо камнем наружу и две алые розы. На белоснежной поверхности торта было коряво выведено: «Х… вам!», вдоль бороздок надписи тянулись коричневые полоски — видимо, перед тем как оставить свой автограф, автор обмазал палец тем, в чем торчало кольцо.

— Что… что это? — давясь, прошептала Таня. Никита обернулся к ней. Губы его кривились в дикой ухмылке, в глазах плясали безумные искры.

— Это? — протянул он, бесшумно приближаясь к ней. — Это, надо полагать, подарочек моей обожаемой сестры. Подарочек к нашему празднику.

Он все надвигался на Таню. Она невольно отступила, каблуком хрустнув по осколку.

— К… к какому празднику? — пролепетала она.

— К нашей помолвке. Она высказала свое неодобрение…

— Но, Никита… ты же мне ни слова не сказал. О помолвке.

— Да? Возможно. Вот.

Он наклонился над омерзительным столом, запустил пальцы в кучу дерьма, извлек колечко с камнем и, не обтерев, ткнул им Тане в грудь.

— Получай, невеста неневестная, — сказал он. — Это твое. Рада?

Таня отбросила от себя его руку с кольцом. Хотела что-то сказать, но не могла.

— Ах, не рада? — с глумливым сочувствием проговорил Никита. — Или перепачкаться боимся?

Он мазнул кольцом по щеке Тани и отшвырнул его в угол. Она покраснела и схватилась за щеку. Потом, зажмурив глаза, размахнулась и отвесила Никите душевную оплеуху. Он откинул голову и, продолжая то же движение, повернулся к ней спиной и медленно пошел вдоль стола. Таня ждала неизвестно чего, не в силах пошевелиться.

— Впрочем, нет, — бормотал Никита, словно забыв о ее присутствии. — Вряд ли Танька, вряд ли… Слишком простодушно, не по-нашему. Она бы напакостила изящнее, тоньше, подлее… Тут… тут другое что-то…

Бубня себе под нос и осторожно ступая между осколками и пятнами грязи, он направился в угол, к деревянной лестнице.

— А что там? Там-то что? — слышала Таня его хриплый полушепот.

Он миновал короткий пролет и скрылся за поворотом лестницы. Как только он исчез из виду, оцепенение моментально схлынуло с нее. Невольно копируя кошачьи движения Никиты, она направилась к дверям. Переступила через поваленную кадку с пальмой, вышла в прихожую, пошла по зеркальным осколкам, взялась за ручку…

Тишину прорезал жуткий, звериный крик. Таня вздрогнула и замерла, держась за ручку. Крик сверху повторился.

— Что ж ты? — пробормотала Таня себе самой. — Беги, дура! Беги отсюда!

Но ноги не слушались ее. Она промчалась через гостиную и взлетела по лестнице. На площадочке второго этажа перед распахнутой дверью чернела густая лужа. Кровь… Таня привалилась к косяку и тихо сползла на пол, в эту самую черную лужу.

Кровь была везде: залила весь пол, запятнала стены, размашистой дугой пересекла потолок, стекала на коврик со свисающей с кровати руки. Она видела спину Никиты, опустившегося на колени и навалившегося всем телом на кровать, закрывая собой лежащего.

На кровати, оскалив зубы и устремив вверх огромные глаза, лежал Огнев.

Эхо криков еще звучало в ушах Тани, но теперь она услышала тихий, монотонный, перемежаемый влажными вздохами шепот Никиты:

— …только тебя, только тебя одного… Только ты мог понять меня, простить мне Ольгу — ты понимал, что так надо, что без престижной жены мне ничего не светит. И гаденыша Сайянта ты простил… когда из-за этого шоколадного провокатора меня вытурили из Вены. Тогда все отвернулись от меня, я потерял работу, семью, доброе имя. И только ты принял меня, поддержал… И потом в трудную минуту ты всегда был рядом, а я… Я отталкивал тебя, унижал, оскорблял, помнишь? Прости меня, прости… Я недостоин прощения, я понимаю. Помнишь, как я лгал тебе, уверяя, что Татьяна нужна мне как ширма… Ты говорил, что эта ведьма околдовала меня, крадет меня у тебя. Ты плакал, молил. И тогда я ударил тебя. В первый раз. А потом бил еще и еще… Прости, прости меня, Юрочка, милый, единственный мой…

Таня сидела в луже крови, не шелохнувшись, окаменев изнутри — душа отказывалась принимать этот ужас.