Читаем Полеты в одиночку полностью

На Восточно-Африканском плоскогорье крупные и мелкие звери водились в таком же изобилии, как коровы на молочной ферме, и я опускался пониже, чтобы рассмотреть их. Ох, каких только зверей не видел я из своей кабины! Я подолгу кружил всего в двадцати метрах над землей, разглядывая огромные стада буйволов и диких гну, разбегавшихся во все стороны, когда я проносился над ними. В Найроби я купил иллюстрированную книгу и по ней научился распознавать куду, газель, антилопу-канну, импалу и многих других животных. Я видел множество жирафов, носорогов, слонов и львов, а однажды заметил леопарда: гладкий, как шелк, он лежал на ветке большого дерева и следил за стадом антилоп импала, пасущихся под тем же деревом, — по-видимому, решал, какую из них съесть сегодня на ужин. Я пролетал над розовыми фламинго на озере Накуру и кружил над заснеженной вершиной горы Кения в своем маленьком надежном «Тайгер-моте». Как мне повезло, повторял я себе. Никому еще не удавалось так прекрасно проводить время!

Курс начального обучения занимал восемь недель, и к концу его все мы стали опытными пилотами легких одномоторных самолетов. Мы научились делать мертвую петлю и летать вниз головой. Мы умели выходить из штопора. Мы научились совершать вынужденные посадки с отказавшим двигателем. Мы научились скользить на крыло и садиться при сильном встречном ветре. Мы научились самостоятельно прокладывать курс из Найроби в Элдорет или Накуру и обратно при повышенной облачности, и нас переполняла самоуверенность.

Как только мы сдали экзамены в школе начальной подготовки, нас посадили на поезд до Кампалы, что в Уганде. На место мы добрались только через сутки; поезд тащился медленно, в нас бурлила молодая кровь, и мы, как сумасшедшие, носились по крыше поезда, перепрыгивая через вагоны.

Найроби

18 декабря 1939 года

Дорогая мама!

Дела идут неплохо. Несколько дней назад я совершил первый полет без инструктора и теперь каждый день все дольше и дольше летаю один. Я научился делать мертвую петлю и выходить из штопора. Скоро нас будут учить летать вниз головой, а это не так уж и забавно. Но в целом здесь очень здорово…

В Кампале нас на озере дожидался гидроплан Имперских авиалиний, чтобы доставить в Каир. Теперь мы стали почти квалифицированными пилотами, и с нами обращались как со сравнительно ценным имуществом. В нас бурлила энергия, мы чувствовали себя героями: ведь мы — неустрашимые летчики и небесные дьяволы.

Большой гидроплан всю дорогу летел очень низко, и, пролетая над дикими пустынными землями на границе Кении и Судана, мы видели буквально сотни слонов. Они бродили многочисленными стадами, во главе стада всегда шел могучий самец-вожак с большими бивнями, а слонихи с детенышами шли сзади. Никогда, повторял я себе, глядя в маленький круглый иллюминатор гидроплана, никогда больше не увижу я ничего подобного.

Вскоре мы вышли на плесы верховьев Нила и летели вдоль великой реки до городка Вади-Хальфа, где приземлились, чтобы подзаправиться. В то время Вади-Хальфа представляла собой лишь сарай из рифленого железа, вокруг которого валялось множество огромных 170-литровых бензиновых бочек, а река в этом месте была очень узкой, с быстрым течением. Всех нас восхитила сноровка летчика, сумевшего посадить такую громоздкую воздушную машину на стремительно бегущую полоску воды.

В Каире мы сели на совсем другой Нил, широкий и ленивый. Нас переправили на лодках на берег, доставили на аэродром Гелиополиса и погрузили на борт чудовищного древнего транспортного самолета, крылья которого были скреплены между собой проволокой.

— Куда нас везут? — спрашивали мы.

— В Ирак, — отвечали нам. — Ну и повезло же вам!

— Что вы имеете в виду?

— А то, что вас отправляют в Хаббанийю в Ираке, а Хаббанийя — самая убогая адская дыра на всем свете, — говорили нам, ухмыляясь. — Вам предстоит провести там шесть месяцев, чтобы завершить учебу, после чего будете готовы служить в эскадрилье и сразиться с врагом.

Пока там не побываешь и не увидишь собственными глазами, не поверишь, что существуют такие места, как Хаббанийя. Скопища ангаров, бараков и кирпичных домиков стояли прямо посреди раскаленной пустыни на берегу грязно-илистого Евфрата, и на многие километры не было ни одного населенного пункта. Ближайший город, Багдад, находился километрах в ста к северу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза