Полфунта лиха

— А вот я думаю,— подняла лицо к Маныгину Надя,— нужно записать пункт насчет учебы. Каждого до тридцати лет, кто не имеет образования, обязать учиться,

— Не может она, понимаешь, без парты жить,— сказал Антоха.— Умственной работы деточка добивается.

— Для твоей башки это очень полезно,— прогудел все тот же бас, и только тут Лешка понял, что это гудит Иван Ситников.

— Правильно она говорит! — поддержали Надю и тут же заспорили:

— Где ж здесь учиться?

— Заочно можно.

— Вечернюю школу надо.

— Еще бы курсы бальных танцев — тоже образо­вание.

— Галдеж! — оборвал шум Маныгин.— Еще во­просы, предложения?

— Есть вопрос: когда электродрели привезут?

— Цепи у «Дружбы» рвутся, запасные кончаются.

— Когда пекарня будет? Надоело сухари на дыр­ки от бубликов менять!

И посыпалось...

Собрание закончили, когда кухонный шеф дядя Володя во второй раз приплелся ныть по поводу того, что оленина в котле переварилась.

Но и это был еще не конец. Предстояло каждому под Уставом, за строчкой «С Уставом ознакомился, согласен и обязуюсь его выполнять» поставить свою подпись. Маныгин еще раз предупредил, что никого не неволят — дело добровольное.

Карданов выкликал по списку, и вызванный под­ходил к столу, под свет переносного фонаря, и распи­сывался.

Лешке, наверное, не хватало как раз этого момен­та. После строгих и чуть торжественных речей Маныгина и Карданова его распаленное сердце ждало чего-то необычного, и непутевые, на его взгляд, мелочные и несерьезные вопросы и замечания ребят были вовсе не к месту. Они нарушали, сминая, значительность всего, что происходило. Лешка даже злился, ему было совестно за товарищей.

А сейчас, когда в хмурой морозной ночи, при не­ровном свете затухающего костра, окруженные, каза­лось, непроходимой тайгой, потянулись ребята к столу, чтобы поставить подписи под «Уставом первопроход­цев», все сделалось для Лешки опять торжественным и строгим.

— Как в армии под присягой расписывались,— сказал кто-то рядом, Лешка обернулся и удивился: то был Антоха Пьянков.— А хотя ты еще зеленый, на­вряд ли поймешь,— ухмыльнулся Антоха.

Зря ухмылялся. Тревожно и горделиво звенело что-то в груди у Лешки, когда он, склонившись над столом, вывел старательно и четко: «А. Новожилов».