Полянский. Детектив-медиум. Новое дело

– Детка, я не знаю, что ты принимаешь, но хочу, чтобы Полянского обследовали настоящие специалисты, – он допил чай одним глотком. – Он должен быть в стационаре под наблюдением.

– Нельзя, – тихое «дзинь», не допускающее возражений.

Шубин потянулся за телефоном, чтобы вызвать реанимационную бригаду. Но Николь опередила его, накрыв смартфон левой рукой и отодвинув в сторону по столу. Она двигалась плавно, а доктор всё равно не успевал за ней. И этот жуткий стеклянный взгляд женщины «под кайфом».

«Почему так медленно, что со мной, это...».

Иван Александрович не смог встать, почувствовал, как заваливается на бок. Девушка смотрела на него с той же безоблачной отрешённой улыбкой. Потом приподняла правую кисть, и из раскрытой ладони на стол выпал скомканный квадратик тонкой белой бумаги.

– Что за... Что ты мне подсыпала? – Шубин хотел схватить её, но руки уже не слушались, стали тяжёлыми и неподвижными, будто бы в них растворились кости. – Что ты сделала, чёртова девка?

В голове зашумело, перед глазами поплыли вспыхивающие круги, накатила слабость. Сквозь грохот пульса в ушах Иван Александрович едва расслышал переливистый шёпот:

– Нельзя мешать волшебству.

Он понял, что ударился об пол, когда упал, но боли не успел ощутить, провалился в рыхлое матерчатое болото. Звуки и свет сюда не доходили.

Снилось странное, да и сны ли это были. Медленно перетекали один в другой туманные образы: женщина, мужчина, кошки. Они расплывчатыми дымчатыми пятнами переливались друг в друга в бесконечном хороводе ласк и объятий. В этом мягком кружении были обманчивые покой и нежность, заманивающие, затягивающие в смертельный чёрный омут...

Первое, что почувствовал, приходя в себя – тепло и тяжесть одеяла. Шубин лежал на диване в гостиной у Полянского. Звякнула ложечка в чашке, и в голову доктора прилетел чугунный шипастый шар, с оглушительным звоном проломив череп. Он тихо застонал от боли, с усилием сфокусировал взгляд и безуспешно попытался приподняться, цепляясь за бархатистую обивку.

В комнате холодно. Тимофей без очков, в пижаме и стёганом халате сидел один за большим столом и помешивал чай. Бледный и осунувшийся бывший пациент на умирающего всё же не походил. Он успел освежиться и привести себя более или менее в порядок. Полянский заметил движение и сделал другу знак, чтоб тот не вставал. Еле волоча ноги, он прошёл через комнату, горбясь и шаркая, как старик. С тяжёлым вздохом уселся рядом в кресло, протянул доктору стакан воды.

– Твоя... – закашлялся Шубин, в горле пересохло, будто песку наелся. Он с удовольствием выпил воды и смог говорить, хоть и не узнал свой сиплый голос: – Твоя подружка, кажется, меня отравила.

– Нет, она только отключила тебя на день, чтобы ты не помешал ей завершить начатое.

– И что это было? В порошке... – выговорил Шубин.

– Мне антидот, тебе транквилизатор, для неё стимуляторы, чтобы не спать. У моего дилера большой ассортимент зелий, – чуть усмехнулся Полянский. – Потерпи, боль скоро пройдёт.

– Значит, она не соврала мне про... Так. Ладно, это на потом. Где она? – доктор, болезненно морщась, потёр лоб.

– Уехала утром. Ника – девушка трудящаяся, клиенты ждут, – со вздохом пожал плечами Тимофей.

– Ты ранен, я видел, – Шубин допил воду. – Как это случилось?

– Мы избавили город от грызунов, слышал? Это был Крысолов, хозяин и повелитель крыс. Если бы не один отважный мент, мы бы сейчас с тобой не разговаривали.

– Понятно, что ничего непонятно, – Иван Александрович соображал медленно, голова раскалывалась, будто бы кости потрескались. – Теперь с тобой всё в порядке? Как себя чувствуешь?

– Не знаю ещё точно. Но, кажется, кризис пережил, нужно отдыхать, – Полянский расслабленно развалился в кресле, утомлённо прикрыв глаза, его руки бессильно свешивались с подлокотников. – Жить буду, Вань, только не знаю, для чего и для кого.

– Ты опять начинаешь? – нахмурился доктор. – В жизни очень много хорошего и приятного. Нужно только желание. Я помню, как ты не хотел жить, и хочу, чтобы сейчас ты не хотел умирать!

– Вырыть нору и наплодить щенят? Ты об этом? – с горечью усмехнулся Полянский.

– Да хотя бы! Нормальная человеческая жизнь! Будь у тебя семья, ты бы меньше думал о себе и не тратил силы на излишнюю рефлексию!

– Это ты мне говоришь о нормальности? Да ты мои мозги под микроскопом изучал. Какая семья? Ваня, ты сам-то себя слышишь? – вяло отмахнулся медиум.

Шубин встал на ноги, чуть пошатнулся.

«Нет, за руль я такой не сяду! Надо такси вызвать... Лиза!», – ахнул доктор, спохватившись, и стал неловко шарить по карманам. Полянский протянул ему смартфон.

– Жена тебя вчера искала, я ответил на звонок, сказал, что ты у меня ночуешь.

Доктор благодарно кивнул другу. Взглянул на пропущенные вызовы и сообщения. Почти пять вечера. Значит, в отключке он был больше двадцати шести часов. Мышцы будто замороженные, еле тянутся. Сходил потихоньку в туалет и ванную умыться, рассмотрел покрасневшие глаза и отросшую за сутки щетину. Его мутило, из пустого желудка подкатывала кислота.