— Ладно, хватит дурить, — предложил он. — Если хотите знать, я дал вам чек с ведома Тарпица. По нему нельзя получить ни гроша, в сумме прописью недостает условной точки. Так что можете сунуть чек себе в жопу. И это Тарпиц хочет вас арестовать, как только вы отсюда выйдете. Давайте-ка позвоните ему, и замнем это дурацкое дело. Хреновые из нас с вами провокаторы.
Довольно-таки забавно, что меморандум состряпан из вымышленных фактов, а в обмен на него получен фальшивый чек, подумал Кин.
— Ах, вот как? — вслух сказал он. — Спасибо за откровенность. Но с Тарпицем я разберусь потом. Кстати, где копия пломбера, у вас или у него?
Вздрогнув, Харагва повернул голову и вперился в Кина побелевшими от ярости глазами.
— А что касается юридических формальностей, то ими придется пренебречь. Предупреждаю вас, я действую по оперативной обстановке и в условиях секретности. Соответственно, без понятых и адвоката. — Переложив икстер и ключи в левую руку, Кин вытащил бумажник.
— Чего-о? Да что ты из себя корчишь, совсем сдурел?
Придерживая пальцем прозрачный кармашек со служебным удостоверением, Кин показал раскрытый бумажник биотехнологу.
— Угомонитесь, Харагва. Я из армейской контрразведки, — сказал он.
— Вот это да! — изумленно выдохнул Ронч.
По опыту Кин знал, что именно такие вот бесшабашные крепыши ломаются резко и необратимо, стоит вовремя пробить брешь в броне их самоуверенности. Харагва оказался не на шутку потрясен, увидев документ с эмблемой АрКона. Настал удобный момент для нокаутирующего удара, и Кин не преминул этим воспользоваться.
— Оснований для ареста и обыска у меня более чем достаточно, — врастяжку произнес контрразведчик. — Допустим, чек я суну себе в жопу, ладно уж. Но тогда остается мина, подложенная фабром. А еще Гронски! Хватит? — Кин отступил на шаг, пряча бумажник в карман.
Харагва не выдержал его взгляда и опустил глаза. Судя по тому, как разом обмякли его лицевые мышцы, он окончательно сломался. Теперь на допросе арестованный будет как шелковый.
— Марш вон туда, в угол, — держа икстер у бедра, Кин качнул дулом. — Считаю до трех, потом стреляю по ногам. Раз…
Ссутулившийся биотехнолог отвернулся и, сомнамбулически передвигая ноги, направился вдоль стенки к вешалке в углу. Кин отыскал подходивший к замочной скважине ключ и отпер дверцу сейфа.
— Стоять!! — гаркнул Ронч у него за спиной.
Обернувшись, Кин увидел, что Харагва замер в углу, сунув правую руку в карман висевшего на вешалке рабочего комбинезона. Внезапно содрогнувшись, он ополз по стенке, завалился навзничь. Его рука так и застряла в кармане комбинезона, который натянулся, затем с треском сорвался с крючка и упал на тело биотехнолога.
— О, ч-черт… — выдохнул квадр-офицер.
Нагнувшись, Кин выпростал безжизненную руку Харагвы из кармана комбинезона. С окровавленной ладони на пол посыпались осколки раздавленной пробирки, в подушечке большого пальца торчала глубоко впившаяся костяная игла прыгунчика.
— Труп, — констатировал Кин, глядя на перекошенное посиневшее лицо самоубийцы.
— Я не стал стрелять сразу, — начал каяться Ронч. — Он ведь еще не вынул руку…
— Вашей вины тут нет, — суховато буркнул Кин, вернулся к сейфу и заглянул внутрь.
На верхней полке лежали россыпью кристалетки, перетянутая резиновым кольцом пачка банкнот, какие-то флаконы с надписанными от руки этикетками. Нижняя сверху донизу была забита папками с документацией. Достав из планшета резиновые перчатки, Кин натянул их и осторожно вытащил папки. В глубине сейфа тускло поблескивала прилепленная к задней стенке небольшая коробочка с двумя сенсорными клавишами и экранчиком жидкокристаллического табло.
— А вот и вторая мина, — сказал Кин.
11. Не сомневайтесь, все будет в порядке
Слабонервным Кин себя отнюдь не считал, однако на застывшее в дикой судороге лицо мертвого Харагвы невозможно было смотреть без содрогания. Понятливый Ронч неторопливо направился в противоположный угол кабинета, к операционному столу, и возвратился с хирургической простынкой в руках. Накрыв ею голову мертвеца, он молча повернулся к Кину в ожидании приказаний.
— Присядьте пока, — бросил ему Кин, подойдя к письменному столу.
Ситуация совершенно не располагала к щепетильности, однако необъяснимое чувство запрета мешало ему сесть в удобное высокое кресло перед компьютером, которое еще совсем недавно служило Харагве. Вне всякой логики в душу ему закралось нечто вроде смутной вины перед покушавшимся на его жизнь человеком, чей труп теперь лежал в углу с чудовищно искаженным лицом. При аресте люди ломаются по-разному, зачастую совершенно непредсказуемо. По натуре горделивый, не чуждый рисовки, Харагва слишком привык чувствовать себя хозяином положения всегда и везде, чтобы смириться с проигрышем. На это надо было сделать поправку и не ломать его сразу. Все-таки следовало предположить, что он не захочет дожидаться расстрела по суду.