Полёт японского журавля. Я русский

Пока Юрьян говорил, Синтаро смотрел за пилой и молчал. Мысли о Ядвиге всегда были с ним.

– Люблю я её, Юрьян.

– Знаю. Да только и ты меня пойми, что за тебя мне ответ держать.

– Перед Печёнкиным?

Юрьян задумчиво посмотрел в глаза Синтаро.

– Печёнкин… Дело не в нём, хотя он, конечно, твоей смерти не желает. У него и без вас хватает бед и забот. Жаль мне тебя. Вовку не жаль, а тебя вот жаль. Сердцем чувствую, что не случайно встретились мы здесь, в этом забытом медвежьем углу. Мне дома надо быть, в Сибири, жена у меня, хозяйство, пацанов подымать, двое у меня парней дома. А тут ты, с молоком не обсохшим на губах. Вижу стянуто всё вокруг нас. Да не объяснить тебе, не поймёшь всё равно. Я ведь паря, немного колдун. Думаешь, чего меня все стороной обходят в отряде. Вот, даже Зверёк, и тот шарахается. Это я на него страх нагоняю, время от времени. Не веришь?

– Как это? Не верю.

– А ты смотри на меня, если не веришь. Просто смотри, в глаза.

Синтаро взглянул на Юрьяна и тут же получил удар, его словно отбросило от пугающей пустоты Юрьяновых глаз. Он даже вскрикнул.

– То-то же. Тока не трепись, ни Володьке, никому. Это между нами чтоб.

– Ты колдун?

– Мои предки не такое умели, дед хотя бы. От его взгляда и помереть можно было. Так что с медичкой ты лучше не связывайся, мой тебе совет.

– Но Ядвига мне нужна!

– Не кричи, дурень, уши-то вокруг, что у зайцев. Моё дело предупредить, а тебе решать, ты взрослый.

После этого разговора Синтаро неделю не подходил к Ядвиге, но и не разговаривал с Юрьяном. Ему было и страшно и обидно, что тот не понимает его.

Третья лагерная весна оказалась ранней, ведущие на деляны дороги, рано пришли в негодность, тракторы едва проходили по ним, протаскивая истёртые до железных стяжек сани. Вокруг пахло хвоей и талым снегом. Заключённые, радостные от того, что пришло долгожданное тепло, скользили по раскисшим дорогам, утопая по самые голенища в холодной грязи, глядели по сторонам, выискивая глазами в верхушках кедров оставшиеся с осени шишки. Их давно склевали птицы, а те, что попадали на снег, съели белки и кабаны. Всюду было полно звериных следов, слышался треск тракторов и звон ручных пил. По делянам прохаживались охранники в распахнутых полушубках, и тоже радовались жизни, щурились от яркого солнца и зевали, зэки на них не обращали внимания.

Синтаро и Изаму всегда находили место в передней части саней, под самым трактором. Это было неудобное место, но зато не так беспокоили ветки деревьев, которые легко могли сбросить с саней. Синтаро знал это и был предельно внимателен, когда двигались сани. Был случай, когда молодая лесина медленно выползла из-под гусениц, а потом, словно пружиной, хлестанула вдоль саней. От удара несколько человек слетело, а одному, самому первому, кого она зацепила за ворот телогрейки, оторвало голову. Сам Синтаро этого не видел, но по рассказам легко мог представить, насколько это страшно. Из леса приезжали уже в сумерках, дни становились длиннее, и потому приходилось работать больше. Но в лесу лучше кормили, еду привозили на деляну с собой, в основном кашу из ячменной крупы, которую называли перловкой, или пшенную, из проса. Порой ели досыта. Когда охранник был добрый, ставили петли на зайцев. Поймать в петлю зайца было удачей, и тогда деляна наполнялась запахом костра и жареного мяса. Синтаро поначалу брезговал мясом зверя, но потом ему понравилось, с мясом было сытней и веселей. Смена в тайге пролетала быстро.

В тот день они остались на пилораме. Юрьян разобрал дизель и предложил Синтаро помочь ему устранить неисправность.

– Хватит тебе обиженным ходить, Миха. Ты на меня не злись. Я в твои дела не лезу, и ты мои не осуждай.

Синтаро смущённо улыбнулся и пожал плечами. До этого дизель едва работал, несколько раз глох, отчего приходилось откатывать бревно, чтобы запускать снова раму. Он знал, что Юрьян обратился не случайно именно к нему, а не к кому-то другому.

– Надо бы топливный насос поглядеть, видишь, не тянет двигатель. Пилы вечером точили, брёвна вроде не шибко толстые, а он его едва тянет. По голове-то нас будут шерстить, не кого-нибудь, – словно оправдывался Юрьян.

– Лады, – кивнул Синтаро, скидывая телогрейку. Было светло, несмотря на позднее время, день уже был длиннее ночи, за что и обидно было и радостно. С моря за перевалом, тянуло по небу серые хлопья одиноких облаков. Глядя на них, Синтаро казалось, что облака приплыли с его родины.