– Три года назад, господин хороший, с нами случилась страшная беда: мой младший сын сильно заболел. Ему нужна была очень сложная операция на головном мозге, здесь никто её сделать не мог, и уехать отсюда не было никакой возможности. Мы так отчаялись и совсем не знали, что делать. Диана всё время плакала, сыну становилось хуже, я сбился с пути и начал выпивать, но в перерывах просветления ума молился. Наш лечащий врач обещал связаться с одним толковым хирургом, который сможет сам сюда приехать с помощью новой технологии (ведь был запрет на перемещения) и сделать операцию. Шанс небольшой, но всё-таки шанс. Тогда я стал молиться ещё усерднее. И вот, наконец, как ангел с небес, к нам прибыл доктор, мы не знали, откуда он, не знали, как его имя: он пожелал оставить это в тайне. У доктора был знак над бровью, такой же, как у вас. Нам тогда объяснили, что сам человек находится у себя дома, но разум перенесён в искусственное тело. Так удивителен мировой прогресс по сравнению с нашим островком. Наверное, Александр, вы заметили, что мы здесь как будто отброшены на целый век назад. И вот настал день операции, мы с женой и старшим сыном взялись за руки и долго ждали. Всё прошло хорошо, Виктор уже через месяц был дома, болезнь совсем отступила. Хирург не отходил от мальчика, пока он восстанавливался. Мы так и не смогли узнать имя спасителя, но каждый раз в своих молитвах я так и говорю: «Храни, Господи, того великодушного человека, что спас моего ребенка».
– И, знаете, мы не заплатили ни гроша, с нас просто не взяли деньги, это было так милосердно, – добавила Диана.
– Неудивительно, что никто не замечает, что вы не в своём теле, почти никто не видел такого прежде. Да и какая, в конце концов, разница, кто в каком теле, если оно никак не определяет добрый человек или нет, – добавил Павел.
– Знаете, то, что с вами случилось, – это тоже чудо, – сказал я.
– Бог послал нам вас, чтобы спасти сына второй раз. И это тоже чудо, – сказала Диана.
– Я думаю, на моём месте это сделал бы любой.
– Может быть, но именно вы, Александр, оказались на том месте.
История семьи хозяина гостиницы меня впечатлила, так как доказывала, что в наше одинокое и беспомощное время сохранились крупинки человечности и сострадания, иногда являющиеся «как ангел с небес».
Мы растворились в небе, небо – в нас
Дом Лизы больше напоминал мастерскую. Порядок пытался торжествовать среди хаоса, превращаясь в творческий беспорядок. Почти в каждой комнате были разбросаны фотографии, картины и книги, среди которых я заметил Шолохова, Булгакова, Достоевского, Тургенева, Толстого – олицетворение русского бессмертия. Моё внимание так же приковала одна репродукция, от которой сразу становилось не по себе. На ней была изображена женщина в чёрном, опечаленная и застывшая в горести.
– Что это за картина? – спросил я.
– «Неутешное горе» Крамского.
– Какая-то тяжёлая картина.
– Ты прав. Она напоминает мне о том, что действительно важно, а всё остальное можно пережить.
– Не знал, что ты интересуешься русским искусством.
– Поэтому и ты мне интересен, – засмеялась Лиза.
Мы собирали рюкзаки для похода в горы и решили, что останемся там на две-три ночи. Палатку, спальники, матрасы и другие более тяжёлые вещи уложили в мой рюкзак, съестные припасы и всё необходимое для съёмки и рисования – в рюкзак Лизы.
Когда вещи были собраны и упакованы, решили попить чая. Моя прелестная спутница достала из настенного шкафчика не менее прелестный голубой глиняный чайный наборчик, залила листья кипятком и села в глубокое мягкое кресло. Я сел напротив и постоянно кружил головой, рассматривая картины Лизы. Она, безусловно, была талантлива, и в этот талант невозможно было не влюбиться. Даже если бы я не знал эту девушку, то всё равно влюбился бы в её творчество. Пронзительные и притягательные рисунки, наполненные светом, наполненные смыслом, наполненные жизнью.
– Как чай?
– Очень неплох.
– Так тебе нравятся ходить в походы? – спросил я.
– Мне нравится сливаться с природой, чувствовать себя свободной, чувствовать, что живу, окунаться в первобытную среду и ни о чём не думать. Всё это есть в походах. А иногда я представляю себя древней женщиной, кочующей по материкам в поисках пищи и лучшей жизни. А тебе, что нравится?
– А мне по душе ощущение преодоления самого себя. Вот идёшь в гору, и тебе тяжело, а потом думаешь, что вот там, за поворотом, будет легче, но легче не становится (совсем как в жизни), а потом оказываешься на вершине и понимаешь, что весь путь прошёл не зря, что ты, хоть и крошечная, но всё-таки часть этого дивного мира. Таких ощущений в городах не словишь.
– Это точно!
– Почему решила стать художницей?
– Потому что я не могла больше быть кем-то другим, потому что я такой родилась. Кстати, ты прочитал книгу?
– Почти, и скажу тебе, что есть особенное удовольствие от чтения бумажной книги.
– Не могу не согласиться, как ты мог заметить, я читаю исключительно настоящие книги.
– А у нас, оказывается довольно много общего, хоть мы с тобою из разных миров.
– Может быть…