Политическая и военная жизнь Наполеона

В Брешии и Бергамо было много приверженцев демократии, и они произвели возмущение, требуя присоединения этих двух городов к Ломбардии. Это случилось в то самое время, когда я готовился проникнуть во Фриуль. Восстание это, произведенное генералом Ландрие(2), было скорее делом агентов Директории, нежели моим собственным; но оно содействовало моим планам, и я не препятствовал ему. Причина была ясна: если демократы восторжествуют, то они усилят мое войско; если же падут, то мне представится повод действовать против дурно расположенной к нам олигархии. Я дорожил удержанием за нами Италии. Я привязан был к Франции, но не забывал своего итальянского происхождения, моей любимой мечтой было восстановление народа, богатого столь великими воспоминаниями; но чтобы при заключении мира заставить Австрию согласиться на уступку Ломбардии, требуя от нее в тоже время и Бельгию, нужно было дать ей достаточное вознаграждение за одну из этих земель. Подавая нам предлог к неприязненным действиям, Венеция сама обрекла себя в жертву нашей политики.

Иго Венеции было не так тягостно для народа, как для высших сословий подвластных ей областей. Нет ничего нелепее, как преобладание одного города над целым народом, если управление не разделено между этим городом и высшим сословием других частей государства; такая олигархия, как в Берне и Венеции, ненавистна, тягостна. Единственная благоразумная форма республики, где республика уже существует — есть правление аристократическое, подобное тому, какое было в Риме, когда все латины получили право гражданства. Если бы венецианский сенат заблаговременно предложил 30 сенаторских мест лучшим дворянским домам Брешии, Бергамо, Вероны, Виченцы, Падуи и Тревизы, мы не имели бы никакого влияния на жителей этих областей. Но вместо того, чтобы благоразумною уступчивостью отстранить грозу, он принял меры другого рода; возмутил жителей гор окрестностей Сало против Брешии и поддерживал их войсками генерала Фиораванти. Дошло до кровопролития; бунтовщики взяли Сало; но патриоты, с помощью наших войск и цизальпинцев, снова отняли город. В то же время сенат набрал и вооружил от 8 до 10 000, усилил свое войско, и снаряжал грозную флотилию для прикрытия лагун Венеции.

В нашем положении нужно было или привлечь Венецию на нашу сторону, или заставить ее бездействовать. Сенат прислал ко мне Пезаро для объяснений, касательно беспорядков в Брешии. Я старался убедить его в том, как необходимо Венеции принять наш союз, изменив несколько правление, и даже дал ему почувствовать, как опасно ей перейти на сторону наших противников, объяснив, что ранее двух недель я вытесню австрийцев из Фриуля и займу Каринтию.

Но решение сената было уже принято. Он слишком ненавидел нас, чтобы согласиться вступить в союз; но слишком боялся и нас, и влияния венского кабинета, чтобы перейти на сторону Австрии. Он выказал только храбрость труса, приготовляясь к обороне, и обещая поддерживать до последней крайности права нейтралитета. Но этим трудно было обмануть меня, потому что с обеих сторон взаимная вражда была слишком велика: Венеция сохранила бы нейтралитет, пока я оставался бы победителем; одно сомнительное дело в Норических Альпах, и 20-тысячная венецианская армия, усиленная ополчениями поселян, напала бы на наш тыл, уничтожила бы наши депо, и отрезала бы нам отступление.

Это положение дел не тревожило бы меня, если бы Директория закончила переговоры с сардинским королем, потому что тогда я мог бы принудить Венецию к бездействию, оставив против нее 10 или 12 тысяч; но Туринский двор требовал, чтоб ему уступлена была хотя бы часть Ломбардии; а Директория не хотела связать себя; потому что в таком случае она должна была поставить уступку этой области непременным условием мира с Австрией. Напрасно Директория затруднялась этим: подобная статья договора всегда бывает условна; невозможного сделать нельзя; и если бы Австрия изъявила упорное несогласие, мы могли дать вознаграждение Сардинии из завоевании наших на правом берегу По.

Между тем эрцгерцог прибыл уже на Пиаве, а три дивизии, шедшие к нему через Тироль с Рейна, были еще далеко: Бернадотт и Дельма уже 8 дней как присоединились ко мне, а подкрепления австрийцев еще были в Баварии. Пользуясь этим состоянием неприятеля, я решился напасть на него, не обращая внимания на двусмысленное положение Венеции. Дивизия Виктора(3), оставленная в Анконе, чтобы понудить папу к исполнению договора, получила приказание возвратиться на Эч и прикрывать мои сообщения. Я двинулся с дивизиями Массены, Бернадотта, Серюрье и Ожеро (которой командовал в это время генерал Гюйё), составлявшими 38 000. Под начальство Жубера назначил я, кроме той дивизии, которою он командовал при Риволи, дивизии Бараге-д'Иллье и Дельма.