Политическая и военная жизнь Наполеона

Комитет общественного спокойствия и директория два раза покушались отклонить эту державу от коалиции. Во второй раз в особенности посредничество Испании сильно поколебало короля. Собран был совет, чтобы решить вопрос о заключении отдельного мира. Маркиз Сильва, человек с большими военными достоинствами, едва не преклонил всех на нашу сторону сильными и убедительными доводами, как в политическом, так и в военном отношениях. Но король и министр Дамиан де Приокка держались союза с венским кабинетом, более из опасения распространяемых нами идей, чем из привязанности к австрийскому дому. Маркиз Альбарей с таким жаром изобразил опасность, угрожавшую престолу, что одержал верх над красноречивым своим соперником. Английское золото перетянуло весы на сторону коалиции. Не упустили случая заметить, что от Англии можно было надеяться получить гораздо более, нежели от Франции.

Дом австрийский властвовал в Ломбардии. Государь из этого же дома управлял тосканским герцогством. Австрия была связана узами родства с герцогом Моденским, которого единственная наследница вступила в брак с эрцгерцогом Фердинандом. Внучка Марии-Терезии(2)

, сестра несчастной Марии Антуанетты, разделяла престол неаполитанский со слабым Фердинандом IV. Смерть французской королевы и австрийское происхождение королевы Каролины, вооружили ее против всего французского.

Министр Актон(3), родившийся в Безансоне, в ирландской семье, и служивший прежде во французском флоте, разделял эту ненависть по личным неприятностям, которые имел он в нашей службе.

Король Неаполитанский принимал до сей поры слабое участие в коалиции; всего три тысячи человеке послал он в Тулон, в 1793-м году, и после взятия этой крепости, отозвал обратно. Теперь, увлекаемый своим министром и королевой Каролиной, он вдруг решился послать сильное подкрепление к австро-сардинской армии; намерение запоздалое, которое трудно было согласить с предыдущими его поступками, и еще труднее понять, после заключённого нами мира с Испанией и Тосканой.

Маститый старец, Пий VI(4), был в это время папой. Совершенное уничтожение католицизма и богоотступничество во Франции сделали его непримиримым нашим врагом, более страшным для нас своим моральным влиянием, нежели слабым войском, которое он мог выставить.

Венецианская и генуэзская республики, оспаривавшие друг у друга, в течение нескольких веков, торговлю на Черном море, в Босфоре и на морях восточных, боровшиеся в знаменитых морских битвах при Каристо, Дарданеллах, Калиари, Сапиенце, теперь довольствовались скромным плаванием около берегов, под защитою своего нейтралитета. Венеция, опутанная сетями Австрии, опасалась ее столько же, сколько и нашего демократизма, и думала только о поддержании мира. Правительство ее доказало это самым явным образом, повинуясь беспрекословно требованию директории, предписавшей Венецианской республике выедать из своих владений Людовика XVIII(5)

, который, удалившись в Верону, и узнав о смерти дофина, объявил манифестом, что он вступает на престол своих предков. Поступок этот, сам по себе весьма невинный, возбудил ненависть и опасения директории. Для Франции было бы выгоднее, чтобы Людовик оставался в незначащей республике Венецианской, нежели чтобы он искал покровительства Англии, или присутствовал в армии эмигрантов. Когда ему нельзя было воспретить пребывание на твердой земле Европы, всего лучше было оставить его в Венеции, или в Неаполе. Директория же полагала иначе: узнав о сношениях его во Франции с комитетом роялистов, она потребовала от венецианского сената, чтобы Людовик XVIII был изгнан из владений Венеции. Напрасно восставал против этого благородный Пезаро(6); большинство голосов взяло верх. Венеция надеялась избавиться от бурь войны своей унизительной покорностью: Людовик получил повеление оставить венецианские владения. Он уехал в армию Конде, а оттуда в Митаву, где Россия дала ему безопасное убежище. Отъезжая, он поручил русскому посланнику Мордвинову(7)

вычеркнуть имя Бурбонов из золотой книги венецианской республики, и вытребовать оружие и воинские доспехи Генриха IV, подаренные ей некогда, в знак благосклонности этого великого монарха.

Этот поступок венецианского правительства, внушенный страхом, хотя и не объяснял настоящего расположения его к нам, но уже служил огромным масштабом, по которому могли мы размерять свои требования, если бы война привела нас ко вратам Венеции.

Генуя, захваченная, так сказать, на театре войны, увидела в 1793-м году гавань свою в руках англичан; а в 1794-м наши войска равномерно нарушили нейтралитет, пройдя через владения генуэзские, для обхода Саорджио. Обе эти олигархические республики страшились распространяемых нами правил; но народ, в. особенности генуэзский, был привязан к Франции, с которою вел значительную торговлю.