Политика у шимпанзе. Власть и секс у приматов

Вступление Мамы и Гориллы в зал вызвало у шимпанзе огромное возбуждение, его сопровождал оглушающий гвалт. Сцена напоминала те, что случались в самом начале. Три взрослых самца взгромоздились друг на друга на самом высоком барабане, и постоянно кричали. Из страха перед самками у них случился понос. Когда помет попал на ногу Мамы, она неторопливо очистила свою шерсть куском растрепанной веревки. Мама была настроена крайне агрессивно к трем самцам и кидалась на них со всей силы.

Но теперь было заметно одно различие. Маму не поддерживали другие члены группы, даже Горилла, которая уже через десять минут после входа в помещение начала дружелюбно общаться с Йеруном. Крах солидарности самок означал, что Маму вскоре перестали бояться. Через несколько недель ее сместили. С этого момента главным стал Йерун.

Временное устранение Мамы и Гориллы из группы привело к распаду крепкого союза, который образовывал основу их власти над самцами. Хотя это произошло задолго до того, как я начал свои исследования в Арнеме, меня часто упрекали за это вмешательство, особенно феминистки. Почему мы хотели, чтобы власть досталась самцам? Разве Мама чем-то была плоха?

У вмешательства было несколько причин. Известно, что в дикой природе доминируют взрослые самцы. Скорее всего, наши самцы захватили бы власть и без вмешательства людей, но позднее и с большими трудностями. Судя по всему, они не одержали бы победы зимой, в подавлявшем их закрытом помещении. В более просторном открытом вольере самцы смогли бы держаться вдалеке от Мамы и других самок. Возможно, они осмелели бы и постепенно, неделя за неделей, стали бы совершать все более вызывающие устрашающие демонстрации. Под открытым небом у них бы также появилась возможность изолировать Маму от ее сторонников, чтобы поколотить ее, когда она останется одна. Взрослые самцы сильнее и проворнее самок.

Мама и Моник

Этого более естественного развития событий не стали ждать, поскольку была неотложная причина, требующая ограничить власть Мамы. До присоединения к группе самцов частота травмирования составляла примерно одну обезьяну в неделю, и до выздоровления животное приходилось изолировать. В основном, травмы были работой Мамы. Она не только сильно кусалась, но даже пускала кровь и иногда разрывала своей жертве кожу. Хотя самцы никак не могут считаться милашками, они редко демонстрируют столь опасные формы агрессии. Похоже, они лучше контролируют свою агрессию. Кроме того, они блокируют эскалацию конфликтов самок, вмешиваясь в их драки.

Если оценивать по количеству травм в группе, захват власти Йеруном улучшил ситуацию. Особенно выгодным этот переворот стал для особей с наименьшим рангом. Теперь вместо Мамы с ее яростными атаками был Йерун, который мог быть жестоким, но никогда не заходил слишком далеко[6].

С годами Мама сильно изменилась. В первые годы существования колонии, когда она была носительницей высшей власти, обычно она устраивала устрашающие демонстрации точно так же, как самец. Вздыбив шерсть, она ходила, топая ногами. Ее личным трюком был особенно сильный удар по металлическим дверям. В момент удара она порой раскачивала свое коренастое тело меж двух длинных рук как качели. Оперевшись руками в землю, она вскидывала ноги к двери, нанося очень мощный удар. Звук напоминал взрыв.

Мне почти не довелось слушать эти удары. Когда я начал работать в Арнеме, прошло уже два года со смещения Мамы. В это время у нее как раз был переходный период. Она стала демонстрировать меньше мужского поведения, направленного на устрашение, однако у нее тогда еще не появилось и большого интереса к потомству. В этот год она родила малыша, но не хотела сама с ним нянчиться. Она постоянно пыталась отдать его своей подруге Горилле. В конце концов, мы забрали у нее младенца и кормили его сами из бутылочки. Такой же была судьба многих молодых шимпанзе в первые годы колонии.

Мама приняла своего следующего детеныша, который родился через два года. Кажется, что она смирилась со своим новым положением в группе только в этот момент. Она явно стала более спокойной и терпимой. Ее дочь Моник живет теперь как принцесса. Мама крайне нежна и заботлива. Любой член группы понимает, что гнев старой самки легко разгорится до прежней ураганной мощи, если тронуть хотя бы волосок ее дочери. Таким образом, Моник унаследовала какую-то часть того беспримерного уважения, которым пользуется в колонии ее мать.

Йерун и Лёйт