Политика у шимпанзе. Власть и секс у приматов

Все имена шимпанзе, за исключением тех, что родились в колонии, различаются по первой букве. Эти первые буквы имен используются в качестве кодов в наблюдениях. Благодаря этому можно легко представить строение группы в общем виде. В ней есть три взрослых самца (Й, Л и Н), самец-подросток (Д), восемь взрослых самок (М, Г, Ф, Ж, К, С, Т, П) и четыре девицы, одна из которых почти взрослая (А), а три других – подростки (О, З, Х).

Имена шимпанзе, рожденных в колонии, всегда начинаются с той же буквы, что и имя матери, за исключением двух приемных детенышей. У первого ребенка каждой самки в имени второй буквой всегда идет английская о, а у второго ребенка – а (например, двух сыновей Джимми зовут Джонас – Jonas и Джеки – Jakie). В колонии семь детенышей. Только двое из самых маленьких – самки.

Если сравнивать с сообществами шимпанзе в дикой природе, это небольшая группа. Однако дикие группы настолько изменчивы, что размер и строение колонии Арнема, несомненно, не выпадают из общей картины. Японский приматолог Юкимару Сугияма со своим коллегой несколько месяцев изучали сообщество, состоявшее лишь из двадцати одного шимпанзе. При этом количественное соотношение взрослых самцов и взрослых самок не слишком отличалось от соотношения в нашей колонии.

Это небольшое дикое сообщество было компактным, и старшие члены почти 20 % своего времени проводили вместе в одной группе. Это очень высокий показатель для диких шимпанзе, которые обычно разбиваются на небольшие подгруппы, называемые «партиями», которые разбредаются по джунглям. И в этом отношении наша группа совершенно необычна: все ее члены 100 % времени проводят вместе – в виде единого сообщества.

Незадолго до того как Сугияма отправился в Африку для сбора данных, он посетил Арнем. Ему едва не пришлось отказаться от своего путешествия. Поглощенный наблюдением за шимпанзе, он высунулся из окна, открывавшегося с нашей смотровой площадки, а Никки как раз начал устрашающую демонстрацию. Я слишком поздно заметил, что у Никки в руке тяжелый кусок дерева, который он держал за спиной. Я крикнул Сугияме по-голландски: «Kijk uit!»[8]

. Он кивнул, вежливо улыбнулся и спросил, что это значит. В то же мгновение Никки метнул свое ядро. Рывком я отбросил Сугияму от окна, и деревяшка просвистела мимо его головы, едва не задев. Весь остаток дня он с уважением поглядывал на снаряд. Позже мы получили от него открытку из Африки – он передавал привет Никки.

Но в нашем деле Сугияма установил настоящий рекорд. За один день он научился узнавать почти всех обезьян: правильно указывать их и называть по имени. Это говорит о замечательной наблюдательности, хорошей памяти и правильной установке: наблюдатель должен понимать, что колония обезьян состоит не из безликой массы черных зверей. У каждого животного уникальные личные и внешние черты. Шимпанзе и сами различают индивидов точно так же, как мы различаем людей, причем как в своем собственном кругу, так и за его пределами. Они узнают практически каждое знакомое им человеческое лицо, даже если оно обнаруживается в огромной толпе посетителей. Каждое новое лицо на нашей смотровой площадке, которую обезьяны считают частью своей территории, может расцениваться в качестве приглашения к небольшому тесту. Прием, оказанный Сугияме, оказался лишь чуть более драматичным, чем обычно.

Йерун (слева) пытается привлечь к себе в помощники Никки – он встает рядом с ним и кричит на Лёйта (за кадром)

II. Два переворота

Тяжелый каток, напирающий танк, атакующий носорог – все это образы сдерживаемой силы, готовой сравнять с землей все, что попадется на пути. Такое же впечатление производил и Йерун своими демонстративными нападениями. В период своего расцвета он мог, вздыбив шерсть, наброситься на дюжину обезьян и раскидать их в разные стороны. Ни одна из них не осмеливалась продолжать сидеть, когда приближался Йерун, ритмично притопывая ногами. Задолго до того как он настигал их, они уже были на ногах, матери – с детьми на спинах или на животах, готовые к быстрому отступлению. Затем воздух наполняли крики и лай, когда обезьяны в панике разбегались. Иногда все это сопровождалось побоями.

Затем, так же внезапно, как начинался весь этот гвалт, возвращался мир. Йерун обычно усаживался, а другие обезьяны спешили отдать ему дань уважения. Подобно королю, он принимал эти знаки как должное, явно не считая нужным удостаивать своих подданных хотя бы взглядом. После этих «формальностей» все снова спокойно рассаживались, дети бродили вдали от матерей, а Йерун расслаблялся и позволял группе самок искать у него в шерсти или же вступал в короткие стычки с Джонасом и Ваутером, которые всегда были готовы к потешным боям с большим боссом. Они гоняли его и швыряли в него песком и палками, словно бы утратив всякое чувство почтения.