Полицейский из библиотеки

Сэм постоянно помнил ту жуткую апатию, которая овладела им там, в зарослях кустарника около филиала библиотеки города Мент-Луиса, что на Бригз Авеню, когда над ним так страшно надругались. Надругался человек, назвавшийся полицейским. В этом тоже не было особого драматизма. Просто-напросто гнусный обман, вот и все - гнусная, дикая шутка, которую разыграл с мальчуганом человек, имевший серьезные проблемы с психикой. И всетаки Сэм считал, что если все серьезно взвесить, ему относительно повезло: этот Полицейский из библиотеки мог вообще убить его.

Где-то впереди, сквозь потоки дождя начали просматриваться круглые белые шары, что означало близость Публичной библиотеки Джанкшн Сити. Нейоми с некоторым сомнением в голосе произнесла: "Я думаю, что настоящей противоположностью страха может быть честность. Честность и вера. А что ты думаешь об этом?"

"Честность и вера", - спокойно сказал он, как бы взвешивая каждое слово. И правой рукой он сжал липкий шарик из Красной Лакрицы. "Пожалуй, это неплохо звучит. Другого и не скажешь. Вот мы и приехали".

6

Светящиеся цифры часов на щитке управления автомобиля были 7:57.

И все-таки они успели приехать к восьми.

- Может быть, нам лучше подождать, чтобы точно знать, что все ушли и только после этого мы зайдем туда со двора, - сказала она.

- Очень хорошая мысль.

Они подъехали к пустой стоянке, которая была на противоположной стороне улицы, как раз напротив входа в библиотеку. Сквозь завесу дождя белели едва уловимые очертания шаров. Более уловимым для восприятия был шорох деревьев: ветер все еще усиливался. Дубы стонали так, будто видели сны, ужасные, страшные сны.

В две минуты девятого напротив них остановился фургон. На его задней части была изображена чванливая кошка Гарфильд и написаны слова "Мамино такси". Водитель дал сигнал и дверь в библиотеку, которая даже в этом мрачном освещении выглядела менее угрюмой, чем во время первого визита Сэма в библиотеку, и которая теперь меньше напоминала пасть огромного гранитного робота, - тут же открылась. Из библиотеки вышли трое ребят - на вид младших классов школы - и стали торопливо спускаться по ступенькам. И когда они бежали по тротуару по направлению к "Маминому такси", двое из них на ходу сняли свои куртки, чтобы с головой спрятаться от дождя. Боковая дверь фургона раздвинулась и дети один за другим залезли в него. Сэм слышал их приглушенный смех и позавидовал их веселью. Он думал о том, как это должно быть здорово возвращаться из библиотеки с радостным смехом и с улыбкой. Ему испытать этого не довелось, благодаря тому человеку в темных круглых очках.

"Честность, - подумал он. - Честность и вера". А потом снова пришла та же мысль: "Штраф уплачен. Штраф уплачен, черт побери." Он вскрыл две последние пачки лакрицы и начал смешивать их содержимое и скатывать в липкий, вонючий красный шарик. Он делал это, не отрывая взгляда от задней части "Маминого такси". Ему было видно, как белизну ветром поднимало вверх, некоторое время несло в воздухе, разметало в клочья, 'а потом разгоняло, не оставляя следов. И вот тут он неожиданно начал осознавать, почему он здесь и для чего.

- Один раз, когда я учился в школе, - сказал он, - я наблюдал, как кучка ребят разыгрывала парнишку, который им не нравился. В те времена моим самым сильным местом было умение наблюдать. Так вот они взяли из кабинета, где шли уроки по искусству, комок глины для лепки и залепили им выхлопную трубу "Понтиака", на котором ездил этот парнишка. И знаешь, что произошло?

Она недоверчиво взглянула на него: - Нет, а что?

- Разорвало на две части глушитель, - сказал он. - С одной стороны машины, и с другой. Они разлетелись, как шрапнель. Видишь, здесь слабым местом оказался глушитель. Но, если бы выхлопные газы повернули обратно, и лопали в двигатель, они могли бы вырвать цилиндры.

- Сэм, о чем это ты говоришь?

- О надежде, - сказал он. - Я говорю о надежде. Пожалуй, честность и вера в чем-то ей уступает.

"Мамино такси" тем временем съехало с обочины, а его фары пронзили сверкающие серебром струйки дождя.

Светящиеся зеленые цифры часов, на щитке управления, показывали 8:06, когда дверь главного входа в библиотеку снова открылась. Из библиотеки вышли мужчина и женщина. В мужчине, который шел, неловко на ходу застегивая пуговицы пальто, и нес под мышкой зонт, можно было безошибочно признать Ричарда Прайса. Его Сэм узнал сразу, хотя всего один раз видел его фотографию в какой-то старой газете. Девушку, которая была с ним, звали Синтия Берриган - та работница библиотеки, с которой Сэм говорил в субботу вечером.

Прайс сказал что-то девушке. Сэму показалось, что она засмеялась. Неожиданно он ощутил, что сидит в глубоком кресле старенького "датсуна", совершенно прямо, будто кол проглотил, и каждая мышца его тела буквально стонет от напряжения. Он попытался расслабиться, но обнаружил, что сделать это ему не удастся.

"Почему же это не вызывает моего удивления?" - подумал он.