Полиция

Но она продолжала стоять, перекатываясь с носка на пятку, словно хотела встать на цыпочки. И дотянуться до него. Не обращая на нее внимания, преподаватель начал собирать в кожаную папку свои бумаги. Тогда она резко развернулась и пошла вверх по лестнице к выходу из аудитории. Заметив Катрину, она замедлила шаг, внимательно оглядела ее, снова набрала скорость и исчезла.

— Привет, Харри, — тихо сказала Катрина.

— Привет, Катрина, — ответил он, не поднимая головы.

— Хорошо выглядишь.

— Ты тоже, — произнес он, застегивая папку на молнию.

— Видел, как я вошла?

— Я почувствовал, как ты вошла.

Он поднял голову. И улыбнулся. Катрина всегда поражалась тому, как сильно изменяла его улыбка: с его лица исчезало выражение жесткости, неприступности и усталости от жизни, которое он носил, как потертое пальто. В мгновение ока он превращался в шаловливого взрослого мальчишку, излучавшего солнечный свет. Он становился похож на июльский денек в Бергене: такой же желанный, но редкий и короткий.

— Как это понимать? — спросила она.

— Я почти ждал твоего прихода.

— Правда?

— Да. И мой ответ — нет.

Харри сунул папку под мышку, поднялся к Катрине, преодолев лестницу за четыре длинных шага, и обнял ее.

Она прижалась к нему, вдыхая его запах.

— «Нет» в ответ на что, Харри?

— Нет, ты меня не получишь, — прошептал он ей в ухо. — Но ты ведь и так это знала.

— Уф! — сказала она и сделала вид, что пытается высвободиться из его объятий. — Если бы не та страшила, ты бы через пять минут уже вилял хвостом, мальчик. И я не говорила, что ты выглядишь настолько хорошо.

Он рассмеялся, отпустил ее, и Катрина почувствовала, что не возражала бы, если бы он подержал ее в объятиях еще немного. Она никогда с точностью не могла сказать, действительно ли ей хотелось заполучить Харри, или же она просто перестала об этом задумываться, поскольку это было нереально. И со временем это превратилось в шутку неясного содержания. Кроме того, он воссоединился с Ракелью. Или с «той страшилой», как он позволял Катрине называть ее: это определение было настолько нелепым, что лишь подчеркивало раздражающую красоту Ракели.

Харри почесал небрежно побритый подбородок:

— Ну, если ты пришла сюда не ради моего неподражаемого тела, тогда, вероятно… — Он поднял указательный палец. — Понял! Ради моей блестящей головы!

— Веселее ты с годами тоже не стал.

— И мой ответ по-прежнему — нет. И это ты тоже знала.

— У тебя есть кабинет, где мы могли бы поговорить?

— И да и нет. У меня есть кабинет, но не тот, где мы могли бы поговорить о том, могу ли я помочь вам в расследовании того убийства.

— Тех убийств.

— Это одно дело, насколько я понял.

— Завораживает, не правда ли?

— Даже не пытайся. Я покончил с той жизнью, и тебе это известно.

— Харри, это дело, где ты очень нужен. И дело, которое нужно тебе.

На этот раз улыбка исчезла с его лица, не дойдя до глаз.

— Мне нужно дело об убийстве так же, как глоток алкоголя, Катрина. Сорри. Сэкономь время и поговори со следующим кандидатом.

Она посмотрела на него. Подумала, что сравнение с алкоголем вылетело у него очень быстро, что подтверждало ее догадки о том, что он просто-напросто боится. Боится, что если только бросит взгляд на материалы дела, то последствия будут такими же, как и глоток алкоголя. Он не сможет остановиться, будет проглочен и сожран. На какое-то мгновение Катрина почувствовала укол совести, неожиданный приступ презрения к себе, какие случаются у дилеров. Но потом она вспомнила фотографии с мест преступлений. Проломленный череп Антона Миттета.

— Тебе нет альтернативы, Харри.

— Могу подкинуть пару имен, — сказал Харри. — Есть один парень, с которым мы вместе учились на курсах ФБР. Я могу позвонить и…

— Харри… — Катрина подхватила его под руку и повела к дверям. — А в твоем кабинете есть кофе?

— Да, но, как я сказал…

— Забудь о деле, давай просто поболтаем о былых деньках.

— У тебя есть на это время?

— Мне надо отвлечься.

Он посмотрел на нее, хотел что-то сказать, но передумал и только кивнул:

— Хорошо.

Они поднялись на один лестничный пролет и пошли по коридору к кабинетам.

— Слышала, ты воруешь из лекций по психологии Столе Эуне, — сказала Катрина.

Ей, как обычно, приходилось почти бежать, чтобы поспеть за семимильными шагами Харри.

— Ворую сколько могу, он ведь был лучшим.

— Например, что «душевнобольной» — одно из немногих совершенно точных определений в медицине, интуитивно понятное и вместе с тем поэтичное. Но точные слова всегда оказываются на помойке, так как глупые специалисты считают, что пациентам больше подходит словесный туман.

— Ага, — сказал Харри.

— Поэтому я больше не подвержена маниакально-депрессивному психозу. И не нахожусь в пограничном состоянии. У меня биполярное расстройство второго типа.

— Второго?

— Представляешь? А почему Эуне не преподает? Мне казалось, ему нравится.

— Он хотел жить лучше. Проще. Проводить больше времени с теми, кого он любит. Мудрое решение.

Она посмотрела на него сбоку: