Полиция

— Пятьдесят восемь за последние тридцать лет, — сказала она. Она накрасилась, надела красное платье и была босиком. — Но в статистику Крипоса не попали норвежские граждане, убитые за границей, в этом случае надо пользоваться данными Центрального статистического бюро. И тогда это количество возрастет до семидесяти двух. Следовательно, процент раскрываемости в Норвегии выше. Начальник полиции часто повторяет это в целях саморекламы.

Харри отодвинул от нее свой стул.

— Как ты вошла?

— Я староста группы, а у нас есть ключи. — Силье Гравсенг уселась на край стола. — Но к сожалению, можно смело предположить, что в большинстве убийств, совершенных за границей, убийца не знал жертву…

Харри заметил загорелые колени и бедра под немного задравшимся платьем. Должно быть, она только что побывала в отпуске в теплых краях.

— …А процент раскрытия таких убийств в Норвегии ниже, чем в странах, с которыми нам надо себя сравнивать. На самом деле он пугающе низок.

Она склонила голову на плечо, и влажные светлые волосы упали ей на лицо.

— Вот как? — сказал Харри.

— Да. В Норвегии всего четыре следователя имеют стопроцентную раскрываемость. И вы — один из них…

— Не знаю, правда ли это, — произнес Харри.

— А я знаю.

Силье улыбнулась ему, прищурившись, как будто в лицо ей светило вечернее солнце. Она болтала босыми ногами, словно сидела на краю пристани, и не отводила взгляда от его глаз, как будто думала, что так высосет его глазные яблоки из глазниц.

— Что ты делаешь здесь так поздно? — спросил Харри.

— Тренировалась внизу, в зале для единоборств. — Она указала на рюкзак, стоящий на полу, и согнула правую руку, на которой тут же выступил продолговатый, ярко выраженный бицепс.

Харри вспомнил: инструктор по ближнему бою говорил, что она уложила нескольких парней.

— Тренировалась в одиночку и так поздно?

— Должна же я научиться всему, что требуется. Но может быть, вы покажете мне, как надо укладывать подозреваемого?

Харри посмотрел на часы:

— Скажи, разве ты не должна…

— Спать? Но я не могу заснуть, Харри. Я думаю только…

Он посмотрел на нее. Она надула красные губы и приложила к ним палец. Харри почувствовал, как в нем нарастает раздражение.

— Это хорошо, что ты думаешь, Силье. Продолжай в том же духе. А я продолжу… — Он кивнул на гору бумаг.

— Вы не спросили, о чем я думаю, Харри.

— Три вещи, Силье. Я твой преподаватель, а не исповедник. Тебе нечего делать в этом крыле здания, если у тебя нет договоренности. И для тебя я господин Холе, а не Харри. Понятно?

Голос его звучал строже, чем надо, и Харри сам услышал это. Ее глаза округлились и увеличились, практически выпучились. Силье отняла палец ото рта и поджала губы.

— Я думаю о вас, Харри, — тихо, почти шепотом сказала она и громко рассмеялась.

— Предлагаю на этом остановиться, Силье.

— Но я люблю вас, да, Харри.

Снова смех.

Она что, под кайфом? Или пьяная? Может, пришла сюда прямо с вечеринки?

— Силье, не…

— Харри, я знаю, что у вас есть обязательства. И мне известно, что существуют правила для студентов и преподавателей. Но я знаю, что мы можем сделать. Мы можем поехать в Чикаго, где вы проходили курсы ФБР по серийным убийствам. Я могу подать документы на эти курсы, а вы…

— Стоп!

Харри услышал эхо своего крика в коридоре. Силье сжалась, как будто он ее ударил.

— Сейчас я провожу тебя до дверей, Силье.

Она непонимающе посмотрела на него:

— Что не так, Харри? Я вторая по красоте на курсе. Я спала всего с двумя парнями. Я могла бы заполучить здесь кого угодно. Включая преподавателей. Но я хранила себя для тебя.

— Уходи.

— Хочешь узнать, что у меня под платьем, Харри?

Она поставила голую ногу на стол и раздвинула бедра. Харри отреагировал так быстро, что она не успела заметить, как он сдернул ее ногу со стола.

— На моем письменном столе могут лежать только мои ноги.

Силье съежилась и уткнулась лицом в ладони, затем провела ими по лбу, по голове, как будто пыталась спрятаться в своих длинных мускулистых руках. Она плакала, тихо всхлипывая. Харри позволил ей сидеть так, пока всхлипывания не прекратились. Он хотел положить руку ей на плечо, но передумал.

— Послушай, Силье, — сказал он. — Наверное, ты что-нибудь съела. Это со всеми бывает. И вот мое предложение: ты сейчас же уходишь, мы делаем вид, что этого никогда не было, и никто из нас ни слова никому об этом не скажет.

— Ты боишься, что кто-нибудь о нас узнает, Харри?

— Никаких «нас» нет, Силье. И послушай, я даю тебе шанс…

— Ты думаешь, что если кто-нибудь узнает, что ты трахаешь студентку…

— Я никого не трахаю. Я думаю в первую очередь о тебе.

Силье опустила руку и подняла голову. Харри вздрогнул. Косметика стекала с ее лица, как черная кровь, глаза сверкали диким блеском, а внезапный хищнический оскал пробудил воспоминания о животных, которых он видел в передачах про природу.

— Ты врешь, Харри. Ты трахаешь ту сучку. Ракель. И ты не думаешь обо мне. Не так, как ты говоришь, гребаный лицемер. Ну ладно, ты думаешь обо мне. Как о куске мяса, который можно оттрахать. Который ты будешь трахать.