Полиция

Потом он взял в руки конверт, вскрыл его, вынул листок бумаги и прочитал. Антон поехал в центр здоровья рано утром, сразу после того, как пациента нашли мертвым. Он объяснил, что он полицейский и едет на работу, что он принял таблетку, состава которой не знает, почувствовал себя нехорошо и опасается являться на службу в таком состоянии. Врач сначала хотел просто выдать ему больничный, но Антон настоял на том, чтобы у него взяли анализ крови.

Он пробежал взглядом по тексту. Антон понял не все слова и названия, не понял, что означают написанные рядом с ними цифры, но врач добавил два пояснительных предложения, завершающих короткое письмо:

«Нитразепан содержится в сильнодействующих снотворных. Вам не следует принимать эти таблетки без предварительной консультации с врачом».

Антон закрыл глаза и втянул в себя воздух через сжатые зубы.

Черт.

Его подозрения оправдались. Его опоили. Кто-то его опоил. Интересно как. Кофе. Звук в коридоре. Ящик, в котором оставалась всего одна капсула. Он еще заподозрил, что на крышечке были дырки. Вещество наверняка ввели в кофе, проткнув крышечку шприцем. И злоумышленнику оставалось только ждать, когда Антон придет, чтобы сделать себе усыпляющий напиток — эспрессо с нитразепаном.

Сообщили, что пациент скончался от естественных причин. Или, точнее, что нет никаких оснований считать, будто случилось нечто криминальное. Но важной предпосылкой для этого вывода служила вера в Антона, который поклялся, что к пациенту никто не заходил после последнего визита врача за два часа до того, как у него остановилось сердце.

Антон знал, что ему надо сделать. Он должен заявить. Немедленно. Он взял в руки телефон. Заявить об очередной ошибке, объяснить, почему он сразу же не доложил о том, что заснул. Он посмотрел на экран. На этот раз его не спасет даже Гуннар Хаген. Антон опустил телефон. Он должен позвонить. Только не сейчас.

Микаэль Бельман завязывал галстук перед зеркалом.

— Ты сегодня был хорош, — донесся голос из кровати.

Микаэль знал, что это правда. Он увидел, как позади него Исабелла Скёйен встает и начинает натягивать колготки.

— Это потому, что он умер?

Микаэль набросил на одеяло покрывало из оленьей шкуры. Над зеркалом висели симпатичные рога, а стены украшали произведения саамских художников. В этом крыле гостиницы располагались комнаты, дизайном которых занимались женщины, и комнаты носили их имена. Вот этот номер был оформлен исполнительницей саамских йойков.[26]

Единственной проблемой комнаты было то, что вломившиеся сюда японские туристы украли рога. Наверняка у них существует суеверие насчет влияния экстракта из рогов на потенцию. В последние пару раз Микаэль и сам подумывал, не нужен ли ему такой экстракт. Но не сегодня. Может, она и права, может, все дело в облегчении, наступившем после смерти пациента.

— Я не хочу знать, как это случилось, — сказал он.

— А я бы все равно не смогла тебе этого рассказать, — ответила Исабелла, натягивая юбку.

— Давай не будем даже говорить на эту тему.

Она подошла к нему сзади и укусила в шею.

— Не будь таким озабоченным, — хихикнула она. — Жизнь — игра.

— Может быть, для тебя. А на мне по-прежнему висят два убийства полицейских.

— Тебя не ждут перевыборы. А меня ждут. Разве я выгляжу озабоченной?

Микаэль пожал плечами и потянулся за пиджаком.

— Ты пойдешь первой?

Он улыбнулся, когда она дала ему легкий подзатыльник, и услышал, как она направилась к двери.

— Возможно, в следующую среду у меня будут проблемы со временем, — сказала она. — Заседание городского совета перенесли.

— Хорошо, — ответил он, отметив, что именно так оно и есть, хорошо.

Более того, он почувствовал облегчение. Да, самое настоящее облегчение.

У двери Исабелла остановилась и, как обычно, прислушалась к доносящимся из-за нее звукам, чтобы проверить, свободен ли путь.

— Ты меня любишь?

Микаэль открыл рот и посмотрел на свое отражение в зеркале. Посередине лица была черная дыра, из которой не доносилось ни звука. Потом он услышал тихий смех Исабеллы.

— Я шучу, — прошептала она. — Что, испугался? Через десять минут.

Дверь открылась и мягко захлопнулась за ней.

У них существовала постоянная договоренность о том, что один не выходит из номера раньше чем через десять минут после ухода другого. Он уже не помнил, чья это была идея, его или ее. В тот раз, наверное, они опасались встретиться с любопытным журналистом или другим знакомым в холле гостиницы, но до сих пор ничего подобного с ними не случалось.

Микаэль достал расческу и провел ею по чуть-чуть слишком длинным волосам. Кончики их все еще были влажными после душа. Исабелла никогда не принимала душ после секса с ним, говорила, что ей нравится носить на себе его запах. Он посмотрел на часы. Сегодня секс удался, ему даже не пришлось думать о Густо и удалось продлить удовольствие настолько, что если он прождет здесь целых десять минут, то опоздает на встречу с председателем городского совета.