С тех пор Элли переменилась и уже не была нелюдимым, своенравным и сварливым подростком, но к Джессике по-прежнему относилась с неприязнью. Более того, иногда Элли вела себя с женой Лукаса просто отвратительно.
Джессика как раз размышляла об этом, когда Элли неожиданно обернулась и посмотрела на окна дома. Опустив занавеску и быстро отступив в глубь комнаты, Джессика все же успела заметить широкую улыбку, расплывшуюся на лице Элли, словно той былоизвестно о том, что затевает жена Лукаса.
Но она не могла знать об этом. Джессика и Перри, соблюдая особую осторожность, обсуждали свои планы во время прогулок в Грин-парке, когда никого не было поблизости. Теперь в Джессике отозвалась нечистая совесть.
Когда экипажей, миновав ворота, выехал на площадь Сент-Джеймс, Джессика с облегчением вздохнула, развернулась на каблуках и поспешила в свои покои на другой половине дома. До встречи с Перри оставалось еще несколько часов. Выскользнуть из дома незаметно она могла лишь в темноте и теперь ругала долгие летние вечера, которые, казалось, тянулись бесконечно.
Джессика беспокойно прогуливалась по своей комнате, когда раздался стук в дверь. Испытывая неловкость из-за своего обмана и немного испугавшись при мысли о том, что, быть может, Лукас вернулся раньше, чем ожидалось, она юркнула в постель и натянула одеяло до подбородка. Дрогнувшим от волнения голосом она приказала:
— Войдите!
Дверь открылась, и вошла горничная. Слава Богу, это была всего лишь горничная. Она принесла поднос с ужином для «больной». Джессика поблагодарила девушку, а когда та вышла, быстро села на кровати и посмотрела на часы.
Сколько ей еще томиться в ожидании?
Она перевела взгляд на поднос, который горничная поставила на столик возле кровати. Приятный запах защекотал ноздри. Джессика была уверена, что в таком возбужденном состоянии она не сможет съесть и крошки, но все же подняла серебряную крышку, которая сохраняла блюдо горячим. На этот раз повар буквально превзошел себя. Нарезанная тонкими ломтиками говядина в пряном винном соусе, мелкие кусочки жареного картофеля и цветная капуста в масле, посыпанная миндалем, искусно уложенные на большом фарфоровом блюде, возбуждали аппетит. На десерт подали ее любимый бисквит со взбитыми сливками.
Спазм в желудке напомнил Джессике о том, что она сегодня почти ничего не ела. Она весь день слишком волновалась. Придвинув кресло к столику, она удобно расположилась в нем, взяла вилку и принялась за еду.
В доме леди Боуз на Манчестер-сквер гости неторопливо приступали к ужину. Молодых людей среди них было немного, музыкальным вечерам они предпочитали балы и другие развлечения, и Элли громко сетовала по этому поводу, жалуясь на скуку своей опекунше миссис Уайльд. Они накладывали на тарелки салаты и всякие кушанья, расставленные на столах, которые тянулись вдоль стен огромной гостиной. В этом самом бальном в доме зале леди Боуз устраивала свои приемы.
— У молодых людей довольно странное отношение к серьезной музыке, — говорила миссис Уайльд, заполняя свою тарелку. — Большинство из них, насколько мне известно, подобное времяпрепровождение считают позорным для мужчин, — особенно если где-то неподалеку идут состязания по боксу. Бедная Петти выбрала неудачный день для своего вечера.
Она взглянула на Элли, и брови ее удивленно поднялись, когда она увидела, что ее воспитанница накладывает на свою тарелку.
— Земляничное мороженое? — спросила она. — А я-то думала, ты терпеть не можешь мороженое…
Элли от смущения покраснела.
— Это для Пипа, — пояснила она. — Я обещала ему, что, если он в течение недели ни разу не выругается, я вознагражу его. Это и есть его награда.
Миссис Уайльд улыбнулась, провожая взглядом Элли, которая отправилась на поиски своего подопечного. С тех пор как в их доме появился Пип, Элли заметно повеселела. Правда, в присутствии Джессики она становилась угрюмой и грубой, что всегда отмечала мать Лукаса, и теперь улыбка на лице Розмари сразу погасла. Элли ревновала, но эту ревность нельзя было объяснить одной лишь пылкой влюбленностью девочки-подростка в Лукаса Уайльда. Элли всегда была в центре всеобщего внимания, а теперь, утратив привилегированную позицию, возненавидела Джессику.
Миссис Уайльд считала себя виноватой за такое положение дел. Розмари искренне обрадовалась, когда Элли появилась в доме. Лукас не нуждался больше в материнской заботе, и присутствие Элли наполнило жизнь миссис Уайльд новым смыслом. Она отнеслась к Элли как к собственной дочери, которой у нее никогда не было. Она баловала девочку, исполняя любые ее капризы, и испортила Элли так, что изменить сложившиеся в их семье отношения теперь было почти невозможно.
Краем глаза она увидела, как в комнату вошел сэр Мэтью Пейдж, и позволила себе окинуть его оценивающим взглядом. Потом сделала вид, что занята лишь содержимым своей тарелки.