Когда Володя уснул, Саня решила, что ей нужно напиться. Но у нее не оказалось ни алкоголя, ни собутыльника, и она позвонила Насте. Днем та была на церемонии бракосочетания у Марии Данберг, но на прием не пошла, так что явно поддержит идею.
Терехова приехала меньше, чем через час, с бутылкой мартини и бутылкой текилы.
— По какому поводу страдаем? — уточнила она, вваливаясь в квартиру, минуя охранников, которые в коридоре играли в карты.
— Даже не знаю, который выбрать, — пожаловалась Саня. — Начнем с того, что я разбираюсь в законах, но совершенно не разбираюсь в мужчинах.
— Ну-у, — протянула Настя, сбрасывая мешковатое зимнее пальто и усаживаясь на диване. — Это же не математика, чтобы в ней разбираться. И вообще. Я тут задумалась… Когда-то каждая вавилонская женщина должна была раз в жизни пойти в храм Афродиты и отдаться за деньги любому мужику, который ее выберет. Отказаться нельзя и домой уйти нельзя, пока тебя не отымеют. Дань мстительной богине любви — та еще сучка была. Я серьезно. Страшные женщины могли в этом храме годами сидеть, пока до них снизойдут. Годами, Саня! Неужели ты не видишь: мы ничем не отличаемся. Сидим и ждем всю жизнь, пока нас выберут и трахнут. Только не в храме сидим, а в Москве-матушке.
Саня утеряла нить логики и поняла, что Настя опять все сводит к своей неразделенной любви-ненависти с Цербером.
Она разлила мартини по бокалам, бросив туда оливки, опустилась на диван рядом с подругой и сказала:
— Жизнь — это нечто. Володя в спальне, а я тут. Напиваюсь.
Настя, которая как раз отпивала из бокала, едва не захлебнулась.
— Володя здесь?! — прошептала она.
— Спит давно, не беспокойся.
— У вас… было?
— Нет. Он сказал, что мы подождем до свадьбы.
— Он импотент, — сделала вывод Настя.
Саня промолчала, чтобы перевести тему, ибо не знала, что сказать.
— Арес тоже здесь? — снова шепотом спросила подруга.
— Я его отпустила на вечер.
— М-м… Ясно. По бабам пошел.
— Почему сразу по бабам? — удивилась Саня. Она только сейчас поняла, что Арес, возможно, именно в эту минуту совокупляется с какой-нибудь красоткой на полу, на подушках. — Да не-ет. Нет.
— Ну ты прям собака на сене, Санька. Ни к себе его не подпускаешь, ни к другим.
— Глупости, у нас с ним сложились ровные, дружеские отношения. Он давно забыл, что я девушка. Я для него — охраняемый объект, билет в будущее. Он так рьяно от меня отгоняет любое движущееся тело, что скоро люди перестанут со мной здороваться.
— Все с тобой ясно. — Настя поднялась и подошла к окну. Открыла створку и выглянула на улицу. — Слушай, а давай на крышу?
— А давай.
— Текилу захвати. Помирать, так с музыкой.
Саня жила на третьем этаже элитной пятиэтажки. В квартирах были очень высокие потолки и большие пространства, за счет чего здание выглядело внушительно и презентабельно. На крыше находилась открытая терраса для отдыхающих, но зимой желающих принять «снеговые ванны» не наблюдалось. Сейчас, правда, погода была тихой, мороз спал, все таяло. Снежинки едва живыми долетали до земли.
Убедив охрану, что всего лишь хотят посмотреть на звезды, они поднялись на крышу в сопровождении двух амбалов. Охранники остались у входа, а подруги добрались до широкой скамьи, рядом с которой из огромных вазонов торчали искусственные пальмы. Низкий столик, деревянные кресла, на которых стояла пепельница с окурками… Кто-то явно приходил днем, но поленился убрать за собой.
Саня оставила смартфон в гостиной на столе, зато Настя свой захватила.
— Сейчас будем орать. По-моему, именно это тебе и нужно, — заявила она, похлопав в ладоши, чтобы согреться. Выбрав в списке музыки песню, объяснила: — Душа просит местного искусства.
Заиграла «Кому, зачем» — о мудаках-мужчинах. Вот только Саня не считала мужчин мудаками. Но надрывная музыка призывала присоединиться, и она тоже запела.
Настя развела руки в стороны и закружилась, крича слова, а потом обняла Саню и сказала:
— Санечка, милая моя, я так тебя люблю! Не расстраивайся, не стоят они твоих слез. Нашла, о ком плакать!
— Так я и не плачу, — возразила Саня, но стоило произнести эти слова, как в носу защипало. Если не считать переперченной рыбы, которой накормил ее Стас, то Саня не плакала с того страшного дня в доме Василиска полтора года назад. Но сейчас усталость, сомнения и отчаяние наконец выплеснулись вместе со слезами. Они текли по холодным щекам и превращались в капли прошлого.
Саня с Настей стали кричать песню, обнявшись, периодически потягивая текилу прямо из бутылки, потому что забыли бокалы. Потом была вторая композиция, третья… пока трек не прервался звонком.
— О-о, начинается, — зло засмеялась Настя. — Я же в клуб ехала, когда ты позвонила. Черт. Такая рань, семи часов нет, а он уже стережет, скотина.
Но несмотря на злость, Настя ответила Церберу.
— Служба помощи домашним животным слушает, — пропела она.
— Мне сказали, что ты отправилась в «Бронкс» и пропала. Ты где?
— Прости, не могу сейчас говорить, рот занят. Меня нежно берут в подмосковном сарае, — облизав сухие губы, пьяно пробормотала она и отдернула трубку от уха. Закрыв ладонью микрофон, прошептала Сане: — Орет.