Пристроился чуть поодаль, за спиной. Затем, компостируя переданные талоны, и совсем вплотную подступил, вдохнул ее запах.
Назад не отошел. С показным безразличием уставился в окно, но, скосив глаза через ее плечо в матовый экран, по сноске в правом верхнем углу определил, что читает она Лоуренса, а именно «Любовник леди Чаттерлей».
Троллейбус вильнул на повороте, объезжая безнаказанно припаркованные в два ряда иномарки, одно зеркало которых стоит больше водительской зарплаты.
Меня качнуло на Маргариту, я коснулся губами ее волос.
– Извините…
Маргарита не ответила. Даже не обратила внимания. Она заворожено читала.
Облизав на губах ее запах, я опять заглянул в экран:
« – Ложитесь, – тихо произнес он и закрыл дверь – в сторожке сразу стало темным-темно. С необъяснимой покорностью легла она на одеяло. Почувствовала, как нежные руки, не в силах унять страстную дрожь, касаются ее тела…».
Я зажмурился. Горячая волна окатила сердце, хлынула в живот, закипела внизу.
Мне безумно захотелось, чтобы описываемое (а сейчас, в этот миг – читаемое ею!) произошло между нами. Чтобы Маргарита также покорно легла, а затем случилось как между Кони и Меллорсом.
Мои глаза опять прикипели к матовому экрану за розовым болоньевым плечиком:
«Она лежала не шевелясь, словно в забытьи, словно в волшебном сне. Дрожь пробежала по телу – его рука, путаясь в складках ее одежды, неуклюже тянулась к застежкам…».
Моя рука, раздразненная прочитанным, воспользовавшись очередным вилянием троллейбуса, смело тронула ее попку, обтянутую мягкой шерстяной юбкой. Задержала прижатие.
Маргарита не обратила внимания. Она читала.
Я еще решал и сомневался в дозволенности задуманного, еще представлял, как где-то, ВОЗМОЖНО, погибнет невинная душа (пусть заведомо пропащая, но ЖИВАЯ), а воображение уже рисовало разноцветные картинки наших отношений:
– Я хочу познакомиться с ЭТОЙ девушкой, – беззвучно прошептал одними губами. – Такова моя воля. Пусть будет так!..
Замер, ожидая обещанного уведомления.
Ничего не произошло.
– Такова моя воля. Пусть будет так! – еще раз тихонько повторил в голос для надежности.
Мир оставался прежним: скрипела гармошка троллейбуса; две бабушки сетовали на нищенскую пенсию; за мутными стеклами сигналили торопливые автомобили; Маргарита читала.
Троллейбус вильнул.
Резко затормозил!
Стоявший люд по инерции шатнулся.
У ворчливой бабушки на соседнем сидении из рук выпала сумка: тройка краснобоких яблок покатилась по грязному салону.
– Ловите же! – взвизгнула бабушка, кинулась за яблоками.
Маргарита не удержала равновесия, ухватилась за спинку сидения.
Книга выскользнула из тонких пальчиков, трепыхнула серебряным боком и – медленно, словно при замедленной съемке – грохнулась экраном на грязный пол. Прямиком на торчащую головку недовинченного болта.
– Ой, мамочки!.. – пискнула Маргарита.
Я нагнулся, подхватил книгу. Отер ладонью капельки прилипшей грязи, подал девушке.
Маргарита беспокойно подняла глаза, едва заметно кивнула. Взяла книгу, повертела, увидела трещину на экране, который затянуло серой пеленой.
– Что теперь будет! – В глазах ее блеснули слезы.
– Не убивайтесь так, – сочувственно пролепетал я.
Страх, как было ее жалко!
Сердце укололо щемящей занозою – это я стал причиной ее горя; но затем окатило сладкой тревожной волной – ПОЛУЧИЛОСЬ!
Глава десятая
***
Троллейбус вильнул к остановке. Не той, что возле станции метро – до нее еще добрый километр оставался.
Однако девушка положила разбитую книжку в сумочку, протиснулась к выходу. Скользнула в распахнувшиеся двери.
Я кинулся за нею, оттолкнув входящих пассажиров.
Соскочил на покореженный асфальт, прямо в лужу. Пальцы лизнуло колючей влагой.
Выдернул ногу, отряхнул замызганные брюки.