Мы знали, что генерал Гаспарян страдал ишемической болезнью сердца. И частенько на несколько дней ложился в медсанбат на профилактику. И вот сейчас, когда погибли такие люди, его сердце снова забарахлило. Да к тому же и эти неудачи, упреки, в основе своей и заслуженные, но все же… Дивизия ведь в самом деле сделала все, что было в ее силах.
— Видел Стефаненко? — спросил между тем меня Исаак Гаспарович тихим голосом. — Шипилов — тоже. Иди, командир полка, простись с боевым другом. А что делать дальше, доведу до тебя потом… И не обращай внимания на мою горячность. И понимаю, что требуют с меня правильно, а вот… День сегодня такой нервный.
На улице уже смеркалось, когда я вышел из блиндажа комдива. У автомашины по-прежнему толпились бойцы и командиры. Я подошел к ним, они расступились. Через открытый задний борт увидел лежащего на плащ-палатке Стефаненко, одного из лучших командиров полков, прошедшего с боями от Москвы почти до границы с Восточной Пруссией. И вот теперь…
Стоявшие рядом с машиной молча смотрели на своего командира. И только адъютант Стефаненко, молоденький лейтенант, не мог сдержать слез.
Сняв фуражку, я попрощался со своим боевым другом, мысленно дав клятву жестоко отомстить за него фашистским мерзавцам.
* * *
Подошел адъютант и сказал, что меня просил зайти к нему начальник штаба дивизии.
В землянке подполковника П. К. Кузьмина довольно ярко горела самодельная, из гильзы, лампа, освещая разложенную на столе карту.
— Миша, — неофициально и ласково обратился ко мне Павел Кузьмич, готовь свой полк для смены восемьсот восемьдесят второго и восемьсот восемьдесят пятого полков. В них осталось очень мало людей. В обоих в два раза меньше, чем у тебя одного. Дивизии приказано перейти к обороне. Комдив принял решение твоему полку к утру занять оборону на этом участке, — Кузьмин показал карандашом участок обороны полка, — а те два полка вывести в рощу юго-восточнее Залузе. О начале н окончании смены, занятии обороны докладывай. Письменный приказ получишь, а сейчас готовься.
Я не удержался, спросил начальника штаба, кто тот строгий полковник, что сидит сейчас у командира дивизии. Павел Кузьмич помолчал, а затем сказал:
— Заместитель командира корпуса. Мужик вроде бы и неплохой, но слишком уж подчас резок…
Через несколько часов полк получил письменный боевой приказ комдива, в котором нам уже ставилась более конкретная задача. Полку с приданным артполком дивизии приказано было занять оборону на рубеже Шляхетска, Севереново. Основные усилия сосредоточить вдоль шоссе Залузе — Ружан.
Смена полков первого эшелона прошла спокойно. Фашисты за трое суток непрерывных контратак тоже понесли немалые потери и сейчас, как говорится, зализывали свои раны.
С утра 16 октября мы приступили к совершенствованию обороны. Боевой порядок на широком, более чем пять километров, участке пришлось строить в один эшелон, с выделением стрелковой роты в резерв командира полка. Батальоны же располагали свой боевой порядок в два эшелона.
Здесь, на ружанском плацдарме, мы простились и с генерал-майором Исааком Гаспаровичем Гаспаряном, убывшим из дивизии в распоряжение штаба фронта. Произошло это так.
На рассвете 20 октября мне позвонил начальник штаба дивизии подполковник Кузьмин и сообщил, что комдив приказал явиться к нему к 6.00 утра. Я спросил его, что нужно иметь при себе. Павел Кузьмич каким-то отрешенным голосом ответил, что брать ничего не надо.
Прихватив с собой на всякий случай карту-решение на оборону и несколько чистых листов бумаги про запас, я к назначенному времени прибыл на КП командира дивизии. Здесь, в дубовой роще, было заметно какое-то оживление. Рядом с землянкой стояла большая санитарная палатка, окна которой светились, а около входа в нее толпились командиры. Среди них стоял и заместитель командира дивизии полковник А. М. Сальников.
Доложив ему о прибытии по приказу комдива, я спросил, по какому случаю этот вызов.
— А ты разве не знаешь? — в свою очередь спросил меня Сальников.
— Нет.
— Генерал Гаспарян уезжает от нас. Вот пригласил проститься.
— Куда?
— Пока в распоряжение штаба фронта, — ответил Сальников. — А там… Лечиться, видимо, заложат.
Вскоре начальник тыла дивизии подполковник К. Н. Яковлев пригласил нас всех зайти в палатку. Там уже были накрыты столы. Всего собралось человек сорок. Здесь были и заместители командира дивизии, и начальники родов войск, служб и отделений, несколько командиров из других частей.
Из наших командиров полков присутствовало лишь двое — командир артполка подполковник Н. С. Будаков, назначенный на эту должность вместо полковника Б. И. Токаря, ставшего недавно командующим артиллерией дивизии, и я.
Все стояли за столами и ждали прибытия комдива. Разговор как-то не клеился, у всех лица встревожены и печальны.
Исаак Гаспарович вошел своей обычной, вразвалочку, походкой и сразу же направился к центральному столу. Опершись на него руками, оглядел присутствующих и негромко сказал: