Полководец

«Бобр», резво молотя по воде плицами, уходил вниз по течению, уводя с собой одну баржу. Обвинять в чем-либо капитана у Александра не поворачивался язык. Он знал о приказах, полученных капитанами. При наличии возможности — спасать пароходы любой ценой. При отсутствии таковой — топить нещадно. И за то они отвечали головой. Так что Крынкин сделал все, что мог.

— Парни, собирайте вещи и грузите в лодку! Живее, пока не развернуло другим бортом. Солдатики, слушай мою команду! Спускайте лодку, кому не хватит места — прыгайте в воду и хватайтесь за борта. Уходим на правый берег.

— А раненые как же? — вскинулся мужик из экипажа, бросив бесполезный руль.

— Выполнять! — даже не пытаясь ответить на вопрос, приказал Александр.

— Саня, там Агап! — окликнул его Добрыня.

Редькин поспешно отыскал взглядом парня. Тот лежал, привалившись спиной к бочонку с солониной, и зажимал рукой рану на животе. Не жилец. Если быстро доставить в псковский госпиталь, зыбкая надежда еще есть. Случалось, что Рудаков вытягивал таких, хотя число их было весьма мало. Но его еще нужно довезти до Пскова. А ты поди обгони костлявую.

Однако и своих оставлять не след. Да, только что он отмахнулся от других раненых. Но Агап — не другие. Он — боевой товарищ. Тот, с кем пройдено пусть и поменьше, чем с остальными, но все одно достаточно. А еще…

— Агап, как же так-то, дурья твоя башка? Что же я Оле и братьям твоим скажу?

— Прости, Александр Григорьевич. Подставился.

— Добрыня… — начал было отдавать распоряжение десятник.

— Саня, — оборвал его парень, — мне все. И ты то знаешь. Моим же обскажешь как есть. Поймут. И она поймет. Вы это… Снесите меня в трюм. К пороху. Да пистоль заряженный дайте.

Его намерения угадать было несложно. Добрыня обменялся взглядом с Александром и поспешил спуститься в люк, откуда уже через несколько секунд вылез, неся два небольших бочонка ружейного пороха. В таких припасы выдавались на роту. Вышиб деревянные пробки, забрал у убитого сержанта пару пистолей, проверил порох на полках и воткнул стволы в круглые отверстия. Последняя деталь — взвел курки.

Все это делалось молча. С решимостью и остервенением. Да и о чем говорить-то. И так все понятно. Они, конечно, могут вытащить его на берег, но… Только и того, что он отойдет в муках. А так… Они уже давно ручкаются с костлявой, и отношение к ней — как к злой соседке. И уйти вот так, с высоко поднятой головой, им вполне по сердцу.

— Готово, — закончив снаряжать заряды, наконец произнес Добрыня. — Под палубой бочонки с порохом. Рванет здесь, доберется и до них. Прощай, паря.

— Прощайте, — сглотнув твердый ком, выдавил из себя Агап.

— Ты там местечко неподалеку присмотри, — попросил вывернувшийся словно из ниоткуда Киря.

— Еще и на небесах тебя терпеть, — кривясь от боли, горестно ухмыльнулся раненый.

— Зато не скучно, — резонно возразил тот.

— Уговорил.

— Вот и договорились. Саня, все уж сошли, одни мы остались.

Действительно, палуба опустела. Только убитые и раненые. Шведские солдаты на берегу не преследовали дрейфующую баржу. К чему, если ее вот-вот настигнут галеры. Потому и обстрел прекратился.

Парни наскоро простились и поспешили прочь. Агапу где-то даже стало обидно. Вот так, бились плечо к плечу, а последний час ему встречать одному. Впрочем, мысль мелькнула да прошла стороной. Все правильно. Опять же, он сам вызвался. Так, чтобы с честью и славой, за други своя и непременно в окружении сонма врагов. Как оно было в старинных былинах.

Боясь потерять сознание, положил ладонь на рукоять пистоля. Только палец на спусковой крючок пристраивать не спешил. Мало ли, вдруг по случайности нажмет. А ему этого не надо. Не желает он сам уходить. Только бы дождаться. Чтобы не зря. Ну вот мало ему лишить шведа трофеев. Хоть одного прихватить с собой.

Скрип уключин. Увесистые шлепки массивных весел. Команды на гортанном языке. Стук соприкоснувшихся судов. Баржа слегка вздрогнула, вызвав очередной приступ боли. Перестук каблуков по палубе. И тут к Агапу пришло окончательное осознание, что это все. Вот он, конец!

Дорохин вдруг ясно осознал, как прекрасна жизнь и насколько он не хочет умирать. Перед взором встал образ Алеси. Знал, кто она, а вот поделать с собой ничего не мог. Чем-то таким запала она ему в сердце. Думал, что еще излечится от этого. Как говорится в народе: с глаз долой — из сердца вон. Да только, похоже, будет она с ним до конца.

За какие-то несколько секунд он успел себя растравить настолько, что по щекам пролегли две мокрые борозды. Да что там, он попросту плакал, громко всхлипывая. Ярился до зубовного скрежета, но ничего не мог с собой поделать.

— Что, сволочи? Пожаловали? — процедил он сквозь плач, глядя замутненным взором на появившегося перед ним солдата в синем мундире.

А потом с мрачной решимостью нажал на спуск. И…

Ничего не случилось. Курок исправно ударил кремнем по кресалу, но искра не высеклась, порох так и остался лежать на полке.