Полководцы Первой Мировой

Я убежден, что ради того, чтобы не прерывать оперативной деятельности и дабы в этом отношении не произошло каких-либо неисправимых несчастий, Вам не будет чиниться никаких препятствий по оперативным распоряжениям…

Алексеев. После тяжелого размышления я вынужден был силой обстоятельств принять назначение во избежание других решений, которые могли бы отразиться на армии. В решении этом я руководствовался только военной обстановкой, не принимая во внимание других соображений. Но теперь возникает вопрос существенной важности: прибыть в Могилев только для оперативной деятельности, при условии, что остальная жизнь армии будет направляться другой волею, невозможно…

Или с прибытием в Могилев я должен стать ответственным распорядителем по всем частям жизни и службы армии, или совсем не должен принимать должности. В этом отношении не могу допустить никакой неясности и недоговоренности, так как это может повлечь за собой непоправимые последствия.

Лукомский. Для получения мне вполне определенного ответа от генерала Корнилова на Ваши вопросы было бы крайне желательно получить от Вас освещение двух вещей: что делается с Крымовым, решено ли направить сюда что-либо для ликвидации кризиса?

Алексеев. Я задержал сегодня свой отъезд, чтобы дождаться приезда генерала Крымова в Петроград. Видел его и разговаривал с ним. На пути видел бригадных командиров Туземной дивизии и читал записку, присланную им от генерала Крымова. Записка говорит об отводе дивизии в район станции Дно и о прибытии начальников дивизий и бригадных командиров в Петроград…

На ваш второй вопрос должен сказать, что при отъезде я заявил, что беру на себя спокойно, без всяких толчков вступить в исполнение обязанностей. При других условиях мое пребывание в Могилеве и недостойно, и недопустимо…

Разговор продолжился после того, как генерал Лукомский, разбудив Корнилова, довел до него полученную информацию.

Лукомский. Генерал Корнилов просит Вас приехать, как полномочного руководителя армии. Вместе с этим он настаивает, чтобы Вы приняли все меры к тому, чтобы никакие войска из других пунктов в Могилев не вводились и к нему не подводились. Со своей стороны генерал Корнилов примет меры, дабы никаких волнений в Могилеве не было…

Таким образом, под утро 1 сентября Корнилов принял решение подчиниться судьбе.

В Ставку генерал Алексеев прибыл ранним утром. В пути он узнал, что Витебский и Смоленский комитеты собирают войска. В Орше Михаил Васильевич встретил сводный отряд Западного фронта, выдвигавшийся к Могилеву по личному приказу Керенского. Буквально через несколько минут после прибытия в штаб ему позвонил командующий войсками Московского военного округа полковник Верховский: «Cегодня выезжаю в Ставку с крупным вооруженным отрядом… Корнилов, Лукомский, Романовский, Пронин и Сахаров должны быть арестованы немедленно».

В три часа дня позвонил Керенский. В разговоре с ним Алексеев подчеркнул, что создаваемая обстановка усложняет руководство войсками. «Я принял на себя обязательство путем одних переговоров окончить дело. Мне не сделано было даже намека на то, что уже собираются войска для решительных действий против Могилева». Керенский оправдывался, делая это весьма невразумительно.

Тем временем Ставка доживала свои последние дни. Многие ее члены перестали ходить на службу. Днем и ночью толпы народа не покидали небольшую площадь перед зданием, где остановился генерал Алексеев. Корнилов собрал командиров полков и предупредил их, чтобы личный состав соблюдал полное спокойствие:

– Я не хочу, чтобы пролилась хоть одна капля братской крови.

Губернский дом окружили постами георгиевцев, внутренние караулы заняли текинцы.

3 сентября арестованных генерала Корнилова и его ближайших помощников перевели в одну из могилевских гостиниц, а в ночь на 12 сентября отвезли в Старый Выхов, в наскоро приспособленное для заключения здание женской гимназии.

Атмосфера в Ставке становилась невыносимой. Корниловские мероприятия по оздоровлению армии были отброшены. Офицеры находились в мучительном положении. «Я сознаю, – писал Михаил Васильевич, – свое бессилие восстановить в армии хоть тень организации… Керенский рассыпается в любезностях по телефону и перлюстрирует мою корреспонденцию, комиссары препятствуют выполнению моих приказов, судьба Корнилова остается загадочной». Не достигнув никаких результатов через Керенского, он написал письмо редактору «Нового времени» Б. Суворину, требуя, чтобы немедленно была поднята газетная кампания «против убийства лучших русских людей».