Поллианна

Перед мысленным взором исполненной раскаяния бедняжки молниеносно пронеслись события последних дней: сначала котёнок и щенок, затем бездомный мальчишка, и это злополучное словцо «радоваться», и запрещённое «папа», которое так и норовит спрыгнуть с её незадачливого язычка.

– Она что, умерла?

– Ну… Не она, – выдержав загадочную паузу, ответила Нэнси. – Где-то в Бостоне у неё умер родственник, и ей срочно пришлось уехать. После обеда, как только ты ушла, она получила срочную телеграмму. И теперь её не будет целых три дня, представляешь? Вот где можно по-настоящему радоваться! Теперь мы с тобой сами на хозяйстве, да, да, да!

На лице Поллианны отразился ужас.

– Радоваться похоронам, Нэнси?

– Да ведь я же не похоронам радуюсь, Мисс Поллианна, а просто тому, что…

Нэнси вдруг замолчала. В глазах её вспыхнул хитрый огонёк.

– Послушайте, Мисс Поллианна, разве не вы однажды подбили меня играть в эту вашу игру? – с серьёзным видом упрекнула её она.

Поллианна нахмурилась и не на шутку задумалась.

– Ничего не поделаешь, Нэнси, – возразила она, покачав головой. – Должно быть, на свете бывают вещи, с которыми нельзя играть в мою игру, и похороны – это одна из них. Когда похороны, то радоваться нечему.

Нэнси усмехнулась.

– Почему же, можно радоваться, что не тебя хоронят, – с напускной серьёзностью заметила она.

Но Поллианна её не слышала. Она начала рассказывать о несчастье, случившемся с Мистером Пендлтоном, и Нэнси, тоже забыв и про похороны и про Мисс Полли, вся превратилась в слух.

На следующий день после обеда малышка, как и договаривались, пришла в назначенное место, чтобы встретиться с Джимми Бином. Как она и ожидала, бедный мальчишка был жестоко разочарован тем, что дамы из комитета отдали предпочтение не ему, а индийским детям.

– Ничего удивительного, – вздохнул он. – Конечно же, всякие новые диковинные штучки в тысячу раз интереснее, чем то, к чему все давно привыкли. Чужой мёд всегда слаще. А не хочет кто-нибудь из Индии меня усыновить? Вот было бы здорово туда поехать…

Поллианна захлопала в ладоши.

– Точно, Джимми! Как я раньше-то не додумалась? Я возьму и напишу о тебе дамам из своего благотворительного комитета! Они, конечно, живут не в Индии, а на Западе, но это ничуть не ближе. Я думаю, ты бы тоже так подумал, если бы ехал оттуда целую вечность, как я, на поезде!

Лицо Джимми прояснилось.

– А ты думаешь, они меня… и вправду… возьмут?

– Конечно же, возьмут! Ведь берут же они на воспитание индийских мальчишек! А в этот раз им только нужно будет взять и представить, будто ты из Индии! Ну, понарошку! Ведь ты приедешь к ним из такой дали, что на отчёте это ещё как отразится! Ты только подожди, пока я им напишу! Я напишу Миссис Уайт. Хотя нет, я напишу Миссис Джонс. У Миссис Уайт больше всего денег, но Миссис Джонс всегда больше всего жертвует – странно, правда, если подумать? Но я просто уверена, что хотя бы одна из дам наверняка согласится тебя взять.

– Хорошо, но не забудь написать, что я буду работать! За кусок хлеба и крышу над головой, – вставил Джимми. – Потому что я не воришка, а в жизни за всё надо платить, даже дамам из твоего благотворительного комитета, я думаю.

Немного помолчав, он добавил:

– А ждать от них ответа я, пожалуй, буду в своём детском доме.

– Конечно, – решительно кивнула Поллианна. – Так я буду знать, где тебя найти. И тебя возьмут – ведь ты для них будешь как с края земли! Согласилась же моя тётя Полли… Послушай! – вдруг осенило её. – А что если и я для неё была как с края земли, и потому она согласилась?

– Странная ты девчонка, – расплылся на прощание в улыбке Джимми Бин.

Где-то через неделю после происшествия в Пендлтонском лесу Поллианна как-то утром сказала тёте:

– Тётя Полли, я надеюсь, вы не будете против, если я сегодня отнесу телячий студень не Миссис Сноу, а кое-кому ещё? Я уверена, что сегодня Миссис Сноу студня не захочет.

– Боже мой, Поллианна, что это вы ещё затеяли? – вздохнула тётя. – Как меня утомляет эта ваша непосредственность…

Поллианна слегка заволновалась и нахмурилась.

– Тётя Полли, простите, а что такое непосредственность? Должно быть, если наоборот, то это будет посредственность?

– Ну, почти.

– Ах, ну тогда, значит, всё в порядке. Я рада, что у меня есть непосредственность, – вздохнула Поллианна, и лицо её прояснилось. – Видите ли, Миссис Уайт очень любила повторять, что Миссис Роусон – это посредственность, а она ужас как ненавидела Миссис Роусон! Ах, тётя Полли, я просто вам передать не могу, как они ссорились и сколько у па… ну, то есть у нас было с ними хлопот! Их двоих унять было сложнее, чем всех остальных дам вместе взятых! – поспешила замять неловкость Поллианна. Сказать по правде, бедняжка уже изрядно выбилась из сил от всего этого искусного лавирования, как между Сциллой и Харибдой, между оставшимся в её памяти запретом отца выносить сор из избы и всё ещё непривычным для неё запретом тёти говорить об отце.