Полночь

Там тоже оказались детские вещички, аккуратно завёрнутые в белую папиросную бумагу, перевязанные голубыми шёлковыми ленточками. Я принялась развязывать один бант за другим, и передо мной появлялись крошечные васильковые пижамки, махонькие джинсовые комбинезончики, бело-синее лоскутное одеяльце, все новенькое, ни разу не использованное. На самом дне лежал альбом с фотографиями. Я его открыла и на первой странице увидела надпись, сделанную маминым почерком: «Наш любимый маленький Уильям».

Я прижала альбом к груди. Я знала, что должна показать его Уильяму. Очевидно, мама с папой очень любили его с самого первого дня, как усыновили.

И тут я увидела дату рождения, написанную маминым наклонным почерком, ярко-синими чернилами. Дата была неправильная. Я ничего не могла понять. Посмотрела на фотографии. Вот новорождённый младенец в стандартной роддомовской колыбельке, с худеньким личиком в форме сердечка и с довольно длинными прядями чёрных волос. Он удивительно похож на меня. Вот несколько фотографий, где мама держит его на руках. Она здесь совсем другая, гораздо моложе, глаза у неё сияют, щеки разгорелись, она улыбается. На следующем снимке малыша держит папа, он смешно приставил к голове ребёнка свою полицейскую фуражку и с гордой улыбкой смотрит на сына. Вот большой студийный цветной фотопортрет, малыш сидит, прислонившись к подушке, так славно улыбается, у него такие большие голубые глаза.

Глаза Уилла зеленые.

Я наскоро перелистала альбом до самой последней страницы. Ещё один снимок — маленький, немного не в фокусе. Мама в больничной палате. Она держит ребёнка крепко-крепко, как будто ни за что на свете не согласится его отпустить. Ребёнок лежит у неё на руках совсем неподвижно. Глаза у него закрыты.

Внизу страницы мама что-то написала, на этот раз очень неразборчиво. Ещё одна дата, три месяца спустя после той, которой начинался альбом. Дата рождения и дата смерти.

Зазвонил таймер. Я скорее нажала кнопку, чтобы он заткнулся. И стала ждать, когда Уилл меня позовёт. Я не знала, что делать. Он должен увидеть этот альбом своими глазами. Я решила подождать, пока Жасмин уйдёт домой. Это очень личное, это касается только меня, Уилла и нашего маленького братика, которого я никогда не видела. По-видимому, мама с папой обожали этого голубоглазого мальчика, своего первенца. Вот они и попытались заменить его Уиллом.

Дорогой К.Г.!

Не знаю, о чем писать.

Все переменилось.

Я не могу в это поверить.

С любовью,

Фиалка

Из книги Каспера Грёзы. «Полночь»

Загадай желание…

ГЛАВА 12

Я снова уложила альбом на дно коробки, завернула детские вещи в бумагу, обвязала голубыми ленточками, обмотала коробку коричневым скотчем и задвинула на место, в дальний угол.

Осторожно пробралась к люку, пытаясь кое-как разобраться в том, что произошло. Мне было очень грустно, как будто в той коробке на самом деле я нашла мёртвого братика. Я выключила свет и тихонько спустилась по стремянке.

Уилла и Жасмин не было. Я стояла на лестничной площадке, все ещё сжимая в руке таймер. Может, они не слышали, как он прозвенел? Куда они подевались?

Я уже хотела позвать их, как вдруг до меня донёсся голос Жасмин. Она была в комнате Уилла. Может быть, они там спрятались, чтобы неожиданно выскочить и напугать меня? Я на цыпочках двинулась к его комнате. Осторожно приоткрыла дверь и заглянула.

Уилл и Жасмин стояли посреди комнаты. Уилл обнимал Жасмин, запустив руки в её чудесные волосы. Он наклонил голову. Она запрокинула лицо кверху.

Они целовались. Я смотрела на них и не могла отвести глаз. Может, прошла секунда, а может, минута, час. Время остановилось, хотя таймер по-прежнему тикал у меня в руке.

Вдруг Уилл чуть отодвинулся.

— Твоя фея втыкается мне в грудь.

Жасмин закинула фею за плечо.

— Боже мой. Бедная Фиалка! — сказала она.

— Бедная Фиалка и её порхающие феечки, — сказал Уилл.

И они засмеялись.

Этого я вынести не могла. Я влетела в комнату и сорвала с Жасмин фею прямо через голову.

— Правильно, смейтесь! Смейтесь надо мной, вы оба! — заорала я и с размаху швырнула фею Жасмин в угол.

Я убежала к себе в комнату. Жасмин побежала за мной. Она плакала.

— Ах, Фиалка, я не хотела…

— Нет, хотела. Не беспокойся, я и сама знаю, что они дурацкие. Я сама дура, девочка-подросток возится с феями, с глупыми, тупыми куколками! — кричала я.

Я стала хватать фею Роз, Иву, Стрекозу, Воронью фею, срывать их одну за другой, откручивать им головы, ручки-ножки, яростно комкать крылышки.

Жасмин тоже кричала, упрашивала меня остановиться. Примчался Уилл, начал хватать меня за руки. Я вырвалась, оцарапав ему лицо вороньим клювом.

— Что это за игры, Филь? — прошептал он. По щеке у него потекла кровь.

Я сказала:

— Я больше не играю в игры.