Полночь в Малабар-хаусе

Бхуми вернулся к своему набору инструментов, взял пилу, театрально коснулся лезвия так, что оно зазвенело, как струна, отложил ее, взял вместо нее нож и приступил к вскрытию.

Персис поглядела на Блэкфинча. Он казался невозмутимым. Она вспомнила свое первое вскрытие – тогда она еще училась в академии. Несколько ее однокашников позеленело, один опорожнил свой желудок прямо на ботинки судмедэксперта, а другой грохнулся в обморок. У нее же самой эта процедура не вызвала особого беспокойства. Персис не испытывала брезгливости к мертвой плоти – гораздо больше ее волновали ритуалы, которые люди изобрели для обращения с покойниками. Они могли хоронить их, сжигать или, как ее родное сообщество, оставлять на съедение стервятникам в печально известных башнях молчания. Такая бездумная приверженность церемониям всегда казалась ей самым отчаянным проявлением крайнего невежества. А неспособность Персис проявить в подобных случаях должное сопереживание только усугубила ее репутацию бесчувственной льдышки.

Бхуми извлек внутренние органы Хэрриота и назвал их вес помощнику. Упаковал те органы, которые должны были последовать на дальнейший анализ, переместил поддерживатель для тела под голову Хэрриота. Сделал надрез от одного уха и через макушку до другого снял кожу с головы. Взял пилу, срезал верхнюю часть черепа, обнажил мозг, вынул его, взвесил и положил на стальной поднос. Вернулся к инструментам, взял скальпель и осторожно надрезал ткани мозга.

Наконец он отошел, вытер рукавом пот со лба и, повернувшись, направился к раковине. Вода стекала по его окровавленным перчаткам.

– Насколько я понял, это дело в некотором роде политического характера, – пропел он через плечо.

– Это еще мягко сказано, – отозвался Блэкфинч, собирая свою аппаратуру. – Видел утренние газеты?

– А как же, – Бхуми направился обратно к ним. Перчатки он уже снял и теперь закатывал рукава рубашки. – Я постараюсь предоставить отчет к завтрашнему дню. Но, по сути, там будет все то же самое, что я вам уже сказал. Смерть от потери крови. И сонная, и яремная артерии перерезаны начисто. След на шее указывает на лезвие длиной примерно в девять дюймов, к тому же слегка изогнутое.

– Изогнутое? – удивленно переспросила Персис.

– Да. Необычно, но не слишком. Нечто подобное я уже видел раньше – разделочные ножи, охотничьи ножи Великих Моголов, персидские церемониальные ханджары.

Персис и Блэкфинч поблагодарили Бхуми и направились обратно во двор, туда, где Персис припарковала свой джип.

– Простите, вы не могли бы меня подвезти? – спросил Блэкфинч, когда они вышли на улицу.

Персис заколебалась.

– Куда вам нужно?

– Сказать по правде, я изрядно проголодался и собирался пообедать. Кстати, не хотите составить мне компанию?

Персис захлопала глазами.

– Я… Мне нужно работать.

– Но ведь и есть вам тоже нужно? А кроме того, в этом деле есть пара моментов, которые я хотел бы с вами обсудить.

Персис задумалась. Вообще-то она тоже была голодна, да и некоторые вопросы действительно следовало обсудить.

– Хорошо, давайте.

Через полчаса они уже сидели в парсийском ресторане «Британия & Ко», куда Персис частенько заглядывала с отцом. Он появился в двадцатых годах, управлял им иранский зороастриец. Это было небольшое заведение с открытым фасадом и плакучими ивами вокруг. Каждый столик был накрыт скатертью в красно-белую клетку. Кроме того, на стенах висели рядышком фотографии короля Георга и Ганди, а над шафраново-бело-зеленым знаменем новой республики примостился британский флаг. Последнее явственно напоминало о прошедших веках, и Персис нередко посещала мысль, что такое положение двух флагов наглядно показывает, как некоторые люди до сих пор относятся к британцам.