Полночь в Париже

Удовлетворенная перепечатанной версией своего заявления, Кендра поставила в конце свое имя, и, сделав приписку о том, что ее заявление является добровольным и правдивым, вернула листы Джону Крэйгу.

— Благодарю вас, мисс Мартин. — Он поместил заявление в простую темно-желтую папку, которую положил в ящик стола, и вызвал секретаря. — Буркели уже здесь? Хорошо. Дайте знать послу, что мы в его распоряжении.

Через несколько минут они с Кендрой входили в кабинет посла. Она увидела американский флаг, портреты президентов США и Франции и на почетном месте, над массивным, красного дерева столом посла, огромный герб Соединенных Штатов.

Среди этих символов безмерной мощи государства Кендру сковало чувство благоговейного трепета. В таком окружении она чувствовала себя не в своей тарелке, несмотря на ободрительную улыбку посла Виттингтона, который шагнул вперед, чтобы представить троих людей, стоявших рядом с ним. Реми не было видно.

— Месье Буркель, мадам Буркель, позвольте представить вам Кендру Мартин. Мисс Мартин, позвольте представить вам дедушку Реми, Жан-Мишеля Буркеля, и родителей Реми, Лорана и Надин Буркель.

Кендра тотчас узнала Жан-Мишеля Буркеля по фотографиям, готорые на протяжении многих лет видела в газетах и журналах. Как ни хорошо был сшит, явно на заказ, его легкий шерстяной костюм, он не мог скрыть мощных, массивных плеч и толстой, прямо-таки бычьей шеи. Седой ежик коротко стриженных волос подчеркивал квадратность головы. Старший Буркель обладал внутренней значительностью, которая сквозила во всем: в величественной осанке, в пронизывающем взгляде — и, словно ему не было восьмидесяти лет, прямо-таки излучал жизненную энергию.

Кендра решила, что он во всех смыслах потрясающий старик.

Лоран и Надин тоже производили впечатление, но по-другому. Неукротимая мощь, которая составляла ауру Жан-Мишеля, в родителях Реми превратилась в ауру здоровья, престижа и изысканности — безукоризненная ухоженность, дорогая одежда, а у Надин еще и роскошная косметика. Их разница в возрасте составляла больше десяти лет: Лорану было явно за сорок, а Надин едва ли исполнилось тридцать. Но не это поразило Кендру — она знала, что в Европе мужчины часто женятся на девушках гораздо моложе себя. Ее удивляло самообладание этой пары. Ни в их поведении, ни в выражении их лиц ничто не говорило о перенесенном испытании. Случись что-либо подобное с Кендрой, она не смогла бы так владеть собой. У нее бы наверняка был нервный срыв, и ей ничего не удалось бы скрыть.

— Мадемуазель Мартин, примите благодарность моей семьи за спасение жизни моего внука и возвращение его нам. — Жан-Мишель осторожно взял руку Кендры, поднес к губам и поцеловал воздух в миллиметре от ее пальцев.

Этот жест старомодной учтивости изумил Кендру: из того, что она читала о Жан-Мишеле, складывалась репутация человека безжалостного и грубого как в бизнесе, так и в закулисной политической игре.

— Рада быть вам полезной, месье Буркель, но моя заслуга только в том, что я случайно оказалась в нужном месте в нужный момент.

— И не побоялись вмешаться, хотя все это вас не касалось. — Английское произношение Лорана Буркеля несло на себе отпечаток Оксфорда или Кембриджа. Лоран был выше и гораздо стройнее Жан-Мишеля, но внутреннюю значительность и пронизывающий взгляд унаследовал в полной мере.

— Реми — очаровательный ребенок, месье Буркель, и я рада, что смогла помочь ему.

— Вы оказали нашей семье неоценимую услугу, прошу вас, называйте меня просто Лоран. — И он сердечно сжал ее руку своими ладонями.

— А меня — Надин. — Мадам Буркель чуть наклонилась, овеяв Кендру тонким ароматом каких-то изысканных французских духов, легко коснулась рукой с идеальным маникюром ее левого плеча и, как принято, поочередно коснулась губами ее щек. — Я не могу выразить свою благодарность. Реми мой единственный сын. Это было ужасно, но, слава Богу, благодаря вам все уже позади.

— Я рада, что все кончилось хорошо, — ответила Кендра с растущим чувством неловкости от этих непрекращающихся изъявлений благодарности, пусть и сдержанно высказываемых.

— Мадемуазель Мартин, от имени нашей семьи я от всего сердца хочу сделать вам небольшой подарок, — сказал Жан-Мишель.

— Это совершенно необязательно, месье Буркель. Безопасность и здоровье Реми — достойная награда.

— Нет, это обязательно, — произнес Жан-Мишель не терпящим возражений тоном и вытащил плоскую белую коробку, перевязанную узкой черно-белой лентой с вытканной на ней монограммой знаменитого кутюрье.

Вдруг посол кашлянул. Кендра посмотрела на него и уловила едва заметный, но отчетливый кивок.

У нее не было выбора — она взяла коробку из рук Жан-Мишеля, развязала ленточки и вынула из нее великолепную черную сумочку, украшенную отделкой и застежками из, похоже, высокопробного золота. Кендра не смогла сдержать вздоха восхищения. Какая сумочка, подумала она, такой вещью женщина может пользоваться всю жизнь: она подходит к любому наряду и к любой ситуации. Бережно погладив тонкую, искусно выделанную кожу, Кендра произнесла: