Читаем Полное собрание рассказов. 1957-1973 полностью

Индия, Китай, Япония… Он заплатил пятьдесят фунтов за велосипед, свои последние деньги, у него больше нет ни пенни; ему побрили голову; он назанимал в городе столько денег, которые ему никогда не отдать.

Ну как можно появиться перед учениками в таком виде — с бритой головой? Придется, по крайней мере, месяца два скромно прикрывать ее чем-то.

Потом перед ним всплыло мрачное лицо директора школы Свенкера, когда тот стоял в проеме двери и смотрел, как танцевала Айрина на столе в нижнем белье.

— Боже мой, — слабым голосом произнес он и, спотыкаясь, пошел назад, в свою комнату.

В гостиной троица мирно спала, и, по-видимому, Айрина отдавала предпочтение Сен Клеру, так как забросила свою стройную ножку на его колено. Лавджой остановился перед ними и долго смотрел на них, ничего не понимая, как в тумане.

Когда-то ему было приятно думать о браке с Айриной. Теперь, после такого красноречивого предупреждения, он понял, что этого не сделает.

Он набросил простыню на их переплетенные тела и, спотыкаясь, пошел дальше, в комнату для гостей. Лежа на кушетке, он глядел в потолок, чувствуя на губах пену от зубной пасты. Она, высыхая, стала жечь ему губы, и он ее слизал. Через секунду ощутил сильнейшую изжогу.

Да, сейчас уже не оставалось никаких сомнений. Теперь ему придется сделать последний шаг. К счастью или к несчастью, но отныне его жизнь связана с братьями Калониусами. Как только они проснутся, он тихо соберет свои вещички в небольшую сумку и начнет новую, кочевую жизнь. Он думал об этом этим ясным прозрачным утром и находил, что и в такой жизни есть свои преимущества.

Вдруг он заснул.

Его разбудили глухие шаги. Он медленно открыл глаза. В его комнате по каким-то неизвестным ему причинам оказалась его домовладелица. Она стояла спиной к нему с блокнотом и карандашом в руках и то и дело помечала что-то в нем. Маленькая, низенького роста полная старушка с лицом, привычным к стонам и стенаниям. Когда она повернулась наконец к нему, Лавджой увидел, как у нее дергаются губы от приступа неописуемых сильнейших эмоций.

— Мадам, — сказал он, садясь на кушетке, чувствуя, как трудно ему сейчас изъясняться на французском, — что вы делаете в моей комнате, позвольте вас спросить.

— Ах! — только и сказала толстая дама.

Лавджой потряс головой, чтобы в ней стало яснее.

— Мадам, я, конечно, должен поблагодарить вас за…

— Ковер! — Домовладелица снова схватила со стола свой блокнот. — Ага! — громко запричитала она.

Из соседней комнаты до него донесся высокий, возбужденный голос мужчины. Этот человек говорил на смеси арабского с французским.

— Выходите, или мы начнем стрелять!

Лавджой сглотнул слюну. Ему стало не по себе. Интересно, собираются ли они пристрелить братьев Калониусов здесь, в его квартире, прямо на месте?

— Считаю до пяти, — крикнул все тот же взволнованный голос.

Он начал считать по-французски:

— Месье Лавджой, я повторяю, на счет пять…

Его поразило как молнией от этих слов. Лавджой понял наконец, что… этот человек обращается к нему, Лавджою. На счет «quatre»1 он пулей вылетел из комнаты.

Перед его дверью стояли два полицейских. У одного в руке был пистолет, а домовладелица, вся дрожа от волнения, стояла за его спиной. Айрина с двумя братьями по-прежнему крепко спали.

— Что… — начал было Лавджой.

— Не задавайте никаких вопросов, — перебил его полицейский с пистолетом.

— Пошли!

У них обоих были какие-то свирепые лица, и это довольно странно, ведь только наступило раннее утро. И это говорило о явной опасности, ожидающей его впереди.

— С вашего позволения, — сказал Лавджой, — я надену брюки.

Они вошли и, стоя у двери, наблюдали за тем, как он надевал штаны, рубашку, ботинки, и один из них не выпускал из руки своего пистолета.

— Хотелось бы узнать, — сказал Лавджой, — что такого я натворил…

— Dкpеche-toi!2 — сказал полицейский с пистолетом.

Лавджой вышел. Полицейские сопровождали его с двух сторон. Домовладелица следовала за ними на небольшом расстоянии. А Айрина с братьями Калониусами все спали. На лестнице он столкнулся с Карлтоном Свенкером. Тот бежал вверх по ступенькам.

Полиция не препроводила его далеко, всего лишь до кабинета директора школы Свенкера. Подойдя поближе к зданию, он услыхал там ворчание и гудение множества голосов. Лавджой в нерешительности остановился у двери.

— Входи! — сказал полицейский с пистолетом, ударом ноги открывая перед ним дверь.

Лавджой вошел. Его сразу ошарашили громкие вопли, перешептывания, звонкие проклятия; и если бы только не полицейские за спиной, он, несомненно, задал бы деру. Казалось, треть населения Алеппо набилась в этом помещении. Директор Свенкер стоял в углу за письменным столом, опершись о его крышку своими широко расставленными руками, призывая всех к порядку. Там в толпе он увидел датчанина, преподавателя математики, низенького англичанина, учителя истории, владельца книжного магазина, в котором работала Айрина, местного таксидермиста1, продавца крепких алкогольных напитков, двух продавцов ковров, мясника, двух девушек, обучающих желающих вязанию, шитью и умению готовить, — все были там.

Перейти на страницу:

Все книги серии Шоу, Ирвин. Сборники

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза