Читаем Полное собрание рассказов. 1957-1973 полностью

— Очень рад убедиться, что весьма разреженный воздух научных исследований не сказался на ваших восхитительных юношеских угрызениях. — Квелч положил огромную лапищу Маннихону на плечо. Не стоит зря тревожиться: жизнь ни одного из этих пациентов не будет укорочена… в заметной мере.

— Благодарю вас, доктор, — промычал в ответ Маннихон.

Квелч посмотрел на часы.

— Ну, мне пора — труба зовет. Поддерживаем контакт. — Он засунул в свой саквояж литровую бутылку в свинцовом футляре — в такой обычно перевозят летучие кислоты. — Скоро объявлюсь. — И быстро направился к двери.

Тагека Ки пошел проводить его; перед дверью остановился, услышав несколько слов, произнесенных Квелчем, и заговорил:

— Что такое опять? Четверть всех прибылей — каждому из партнеров; эксклюзивные права Ки на Гватемалу и Коста-Рике; доля Маннихона в странах Северной Европы за десять лет… Всем сказано в меморандуме, который я вручил тебе сегодня днем.

— Да, конечно, — подтвердил Квелч. — Но я хотел бы уточнить кое-какие пункты со своими адвокатами6 когда будут оформлены все необходимые документы. Очень приятно с вами встретиться, ребята! — Помахал Крокетту и Маннихону и вышел.

— Боюсь, придется нам расстаться сегодня ночью довольно рано, ребята, — предупредил Тагека Ки. — Мне еще предстоит завершить кое-какую работу.

Маннихон пошел сразу домой, с вожделением думая о первой за многие недели ночи, когда поспит до утра. Жены дома не оказалось — играет, как всегда, бридж. Ох и заснет же он сейчас — ему не удалось сомкнуть глаз до рассвета.

— Сегодня звонил Квелч, — первым делом сказал ему утром Тагека Ки. — Сообщил о первых результатах.

Веки у Маннихона задергались в мелких спазмах, и ему вдруг стало трудно дышать.

— Вы не против, если я сяду?

Только что он позвонил в квартиру Тагеки, и японец сам открыл ему дверь. Хватаясь руками за стены, чтобы не упасть, Маннихон прошел в гостиную, где и сел весьма неуверенно на капитанский стул. Крокетт развалился на кушетке со стаканом виски на груди. По выражению его лица, Маннихону не удалось определить, в каком тот пребывает состоянии — печален, счастлив или попросту пьян.

Тагека появился в комнате вслед за Маннихоном и поинтересовался на правах хозяина:

— Не принести ли чего-нибудь! — пива, соку?

— Нет, ничего не надо, благодарю вас, — отказался Маннихон.

Впервые со времени знакомства Тагека с ним подчеркнуто вежлив. Значит, надо приготовиться к чему-то ужасному — в этом нет никаких сомнений.

— Что сообщил нам доктор Квелч?

— Просил передать тебе приветы. — Тагека уселся между Крокеттом и Маннихоном на скамью сапожника и запустил палец в дырку пряжки с серебряной чеканкой на поясе джинсов.

— Что еще? — спросил не удовлетворился этим Маннихон.

— Первый эксперимент завершен. Квелч собственноручно произвел подкожные впрыскивания раствора восьми пациентам: пятерым белым, двоим чернокожим и одному желтому. У семерых пациентов не наблюдалось никакой реакции. Вскрытие восьмого…

— «Вскрытие»! — Легкие Маннихона выбрасывали воздух упругими струями. — Значит, мы убили человека!

— Ах, не теряй рассудка, Флокс! — послышался усталый голос Крокетта, — стакан с виски то опускался, то поднимался у него на груди. — Ведь это произошло в Сан-Франциско, за две тысячи миль от нас.

— Но ведь это мой раствор, я…

— Это наш раствор, Маннихон, — спокойно поправил его Тагека. — А если считать Квелча, то всего нас четверо.

— Мое, твое, наше — какая разница! Этот несчастный китаец мертвый лежит на мраморной плите в…

— Просто не понимаю, как с твоим темпераментом, Маннихон, ты стал исследователем, — охладил его пыл Тагека. — Твое место в психиатрии. Если ты намерен заниматься с нами бизнесом, нужно научиться себя сдерживать.

— «Бизнесом»! — возопил возмущенный Маннихон и с трудом, пошатываясь, встал на ноги. — Какой же это бизнес? Да как вы смеете так все это называть?! Убить больного раком китайца в Сан-Франциско! Ничего себе! — Голос его полнился непривычной иронией. — Мне приходилось слышать о наглом, преступном стяжательстве, и это как раз тот случай!

— Чего ты хочешь? Будешь слушать, что тебе говорят, или произносить здесь торжественную речь как на панихиде? бесстрастно произнес Тагека. — У меня есть для тебя куча весьма ценной и интересной информации. Но еще у меня неотложная работа и я не могу попусту тратить время. Так-то оно лучше… присядь-ка.

Маннихон сел.

— И сиди, не вставай! — потребовал Крокетт.

— Так вот, что я говорил? Вскрытие показалось, — продолжал Тагека, — что пациент умер естественной смертью. Никаких следов необычного вещества в его органах не обнаружено. Смерть тихая спокойная и наступила, как полагают, в результате внезапной вторичной реакции отторжения на канцерогенные вещества в области предстательной железы. Но нам-то все известно, само собой.

— Боже, да я ведь убийца! — воскликнул Маннихон, горестно обхватив голову руками.

— Нет, не могу я выносить подобный язык в своем доме, Горшок! — отреагировал Тагека. — Может, лучше нам все же отказаться от его услуг?

Перейти на страницу:

Все книги серии Шоу, Ирвин. Сборники

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза