Читаем Полное собрание рассказов. 1957-1973 полностью

Домашнего ее адреса и номера телефона у него нет, потому что она работает ассистенткой зубного врача по соседству и обычно заглядывает во время ланча или после работы. Носит шиньон, довольно высокого роста, по крайней мере пять футов десять дюймов; любит носить обтягивающие ее великолепную грудь шерстяные свитера. Но вообще-то девушка серьезная — интересуется книгами по психологии, политике и реформам пенитенциарной системы в стране. Покупает у него сочинения Эриха Фромма, а также экземпляры «Одинокой толпы», которые дарит своим друзьям на день рождения. Ведет с Кристофером долгие, интересные беседы, стоя у облюбованного прилавка. Иногда работает и по субботам, как объяснила Кристоферу. Дантист вставляет зубы и искусственные челюсти киноактерам, телевизионщикам — вообще представителям подобных профессий — у них мало свободного времени, приходится зубами заниматься только по субботам, когда не так заняты на работе.

Полетт Андерсон, по сути, не принадлежит к чудесным, очаровательным девушкам, — не модель, ее фотографии ее не появляются на страницах газет или еще где-то, но стоит ей сделать другую прическу и снять очки, да не признаваться всем подряд, что она ассистентка дантиста, — несомненно на нее приятно посмотреть, когда она заходит к нему в магазин. Прежде всего, решил Кристофер, нужен довольно скромный старт — чтобы почувствовать, как получится. Уселся за стол рядом с кассой, в глубине магазина, и набрал номер Полетт Андерсон.

Омар Гэдсден пребывал в зубоврачебном кресле — рот открыт, под языком хромированная трубка для удаления скопившейся слюны. Время от времени Полетт, — как и полагается, в белом халате, — протягивала к нему руку, чтобы ваткой вытереть слизь с подбородка. Гэдсдена, комментатора новостей на Общеобразовательном телевидении, она не раз видела на телеэкране — еще до того, как он зачастил в кабинет к доктору Левинсону, чтобы вставить искусственную верхнюю челюсть. Ей нравились его седые, серебристые волосы, его хорошо поставленный бархатный баритон; его презрительная, вызывающая неучтивость к этим дуракам из Вашингтона и как он кривил уголки губ, выражая недовольство политикой, проводимой его телеканалом, — гораздо в большей степени, чем это допускалось руководством.

В трубке для удаления слюны раздавалось бульканье; верхние зубы, превратившиеся в остро заточенные обломки, ожидали, когда доктор Левинсон наденет на них мост, — сейчас его осторожно обтачивал дантист, перед тем как водворить на место. Да, Омар Гэдсден в эту минуту совсем не похож на уверенного, красноречивого ведущего вечерней программы, одну из самых ярких личностей на своем канале. Вот уже несколько недель, почти каждый день, он стоически выносит страдания (доктор Левинсон так старательно сверлит ему зубы), а в его благородных черных глазах отражается острая боль — след тяжких испытаний, через которые он проходит, Омар со страхом поглядывает на врача, — чем-то обрабатывает поблескивающие сводчатые искусственные челюсти, лежащие на мраморной доске высокого шкафа с инструментами, плотно придвинутого к стене небольшого кабинета.

Сейчас болезненно-скорбному виду Омара порадовались бы враги, думала Полетт, и прежде всего — вице-президент. Ей по-матерински жаль этого страдальца, хотя и самой, всего двадцать четыре. За последний месяц на очень сдружилась с комментатором; постоянно готовила ему шприцы для укола новокаином, поправляла клеенчатый фартучек, завязанный на шее, видела, как он сплевывает кровь в стоявшую рядом с креслом миску.

Перед началом приема и после, когда он демонстрировал образцовое, несгибаемое мужество, у них обычно происходили короткие, но очень полезные беседы о текущих событиях; он то и дело намекал ей о грядущих скандалах среди сильных мира сего; предрекал политическую, финансовую и экологическую катастрофы, которые ожидает Америку. Полетт, само собой, набирала очки у своих друзей, когда в довольно осторожных выражениях передавала им смелые скоропалительные выводы Омара Гэдсдена — целиком ей доверял.

Несомненно, что она нравится мистеру Гэдсдену. Он обращался к ней только по имени и, когда звонит, чтобы перенести прием, Омар интересуется, как она поживает, и называет ее ангелом древнегреческой богини здоровья Гигиены. Однажды после двух часов сверления, когда доктор Левинсон поставил наконец на место временный верхний мост, Омар сказал ей: «Полетт, когда все это кончится, я угощу вас самым лучшим в городе ланчем».

Сегодня как раз все должно закончиться; Полетт гадала про себя, не забыл ли он свое обещание, когда зазвонил телефон.

— Прошу меня простить, — извинилась она и вышла из кабинета, в своем хрустящем, накрахмаленном халате, плотно облегавшем ее красивую грудь, — телефон на ее столике в приемной.

— Кабинет доктора Левингсона. Доброе утро.

Перейти на страницу:

Все книги серии Шоу, Ирвин. Сборники

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза