Полное собрание рассказов. 1957-1973

— Но таможенники, — перехватила инициативу Жинетт, — никогда не пристают к американцам. Никогда даже не просят их открыть чемоданы. Ну а если кто-то из них поинтересуется, сколько при тебе наличных денег, ты можешь сказать, что какая-то жалкая сотня франков, и все тут.

— Но все-таки, — упрямо стоял на своем Бочерч. — С технической точки зрения мы в таком случае нарушаем закон.

— С технической, не с технической, — нетерпеливо возразила Жинетт. — Какая, в сущности, разница?

— Мои дорогие друзья, прошу вас, — сказал Местр, положив обе руки на стол жестом миротворца. — Прошу вас, не нужно из-за меня поднимать этот спор. Если вы испытываете хоть малейшее колебание, то я прекрасно понимаю…

— Позвольте, мистер Местр, — сказал Бочерч, — задать вам один вопрос. Предположим, что мы с Жинетт сейчас не приехали во Францию или, предположим, она вам не позвонила, что бы вы делали в таком случае?

Местр задумчиво втянул щеки. Потом заговорил, но заговорил медленно, старательно подбирая слова:

— Думаю, мне пришлось бы попытаться найти для этого кого-нибудь другого. Но, смею заверить вас, я бы чувствовал себя очень, очень, — он подыскивал нужное слово, — очень неуверенно. Я же сказал вам, что время от времени за мной устанавливается слежка. Такую просьбу я мог бы доверить очень близкому другу, так как он рискует, поддерживая со мной близкие отношения, себя сильно скомпрометировать. Если ему не повезет, то и он может попасть под подозрение, особенно при переезде через границу в другую страну. Любого француза наверняка подвергнут обыску, если только он попытается выехать из страны. Вполне вероятно, допросят. В те времена, приход которых я предвижу, такой допрос непременно здесь, во Франции, будет весьма и весьма строгим и дотошным. — Он улыбнулся, довольный своим сдержанным высказыванием. — Мне не хотелось бы ради своей безопасности в это время злоупотреблять терпением, доброй волей и порядочностью ни одного из моих друзей. Человек, которому грозит опасность и которому так необходима помощь, всегда такая обуза. Достаточно в этой связи вспомнить, как всех раздражали эти беженцы во время войны. — Он оглянулся на официанта, жестом подозвал его. — Доставьте мне большое удовольствие, — сказал он, — позвольте мне заплатить за выпивку.

— Минуточку, — остановил его Бочерч. — Какую сумму вы предлагаете доставить в Швейцарию для вас?

— Четыре миллиона франков, — ответил Местр. — Старых, разумеется.

— Это всего лишь восемь тысяч долларов, Том, — сказала Жинетт.

— Знаю, — ответил Бочерч. Он взял из руки официанта чек, не обращая внимания на протесты со стороны Местра. Заплатив по счету, он встал. — Мне нужно подумать об этом и переговорить обо всем с Жинетт. У нее есть ваш номер телефона. Мы позвоним завтра.

Местр тоже встал из-за столика.

— Если вы не возражаете, — сказал он, — я предпочитаю позвонить вам сам. Чем меньше звонков ко мне, тем лучше…

— …В Африке, например, — басовито гудел один из американцев в глубине бара, — старая система состязательного взяточничества рушится. Но пока никто не придумал ничего более эффективного…

Бочерч вышел вслед за Местром и Жинетт из бара-холла. Они пошли по длинному узкому коридору, где дамы преклонного возраста все еще допивали свой чай, величественно восседая в дорогих манто среди бегающих под ногами пуделей, жуя свои пирожные. Им было наплевать на все заговоры, перемещения войск, уличные бои. Темная фаланга вдов, украшенная драгоценностями — трофеями одержанных ими когда-то побед, сохраняла свою твердую уверенность в безысходности штурма, несущего свои перемены. В этом узком коридоре, где были рассредоточены серебристые старческие седые головки, устрашающие слова Местра, его мрачные предсказания казались несвязным рассказом ребенка об увиденном страшном сне.

В холле Местр поцеловал руку Жинетт, и, сделав корректный, едва заметный поклон в сторону Бочерча, пошел к выходу. «Как он сутулится, — заметил Бочерч, — просто удивительно для такого еще молодого человека».

И походка у него была тяжелой, лишенной элегантности. Когда он надевал свою зеленую тирольскую шляпу, он сделал это небрежно, совсем не стараясь перед ними порисоваться. Кем бы он ни был, сделал свой вывод Бочерч, он явно не профессиональный «истребитель женщин». Но когда он повернулся к Жинетт, ему показалось, что он заметил в ее глазах мягкий всплеск эмоций, который она, конечно, пыталась скрыть, но если это ей и удалось, то лишь частично. Но чем они были вызваны — жалостью к нему или желанием, — сказать было затруднительно.