Полное собрание рассказов

Время тянулось медленно: апрель, май, начало июня. Я распрощался с клубом и поселился у дяди Эндрю — всего на неделю, но она далась мне с трудом, — затем снова вернулся в клуб. А потом, захватив рукопись «Убийство в замке Монтришар», отправился на морской курорт, где однажды весьма плодотворно провел время, написав за три месяца «Испуганного лакея». Мне предоставили лучший из возможных в это время года номеров — за пять гиней в неделю. Кругом царила столь знакомая мне атмосфера заброшенности и одиночества, характерная для мертвого сезона: ставни на окнах бального зала закрыты; струи дождя барабанят о крышу солярия; черная эспланада; мальчики из частной школы спешат на футбольное поле; фанатичные купальщики громко шипят, пробегая по гальке и ныряя в накатившую холодную волну; так называемая верхняя городская церковь, нижняя городская церковь и часовня при гостинице пустуют. Все в точности так, как было три года назад, но через неделю я вернулся в Лондон, так и не написав ни строчки. Ничего не получится до тех пор, пока я не устрою все свои дела, решил я. Но «устроить дела» означало просто ждать, пока не продастся дом и пока поверенные не закончат с завещанием. Я снял меблированные комнаты на Ибери-стрит и ждал, все более склоняясь к мысли поселиться где-нибудь за городом. Мне нужен там дом, пусть небольшой, зато свой, постоянный. Я даже начал изучать объявления агентов по продаже недвижимости на последней странице «Таймс». И, наконец, наметил две или три подходящие мне фирмы, которые вскоре щедро снабдили меня всеми данными и красочными буклетами.

В этот период мне вдруг позвонил молодой мистер Голдли из «Гудчайлд и Голдли». В этом молодом человеке не было ничего артистичного. Он говорил и выглядел как какой-нибудь торговец автомашинами; галереи свои называл лавками, а их содержимое — товаром и вещичками. Ему было бы проще, если б мы встретились случайно, ненароком, — тогда отпала бы необходимость в долгой преамбуле: болтовне об общих знакомых, заграничных курортах, спорте, политике, «первоклассном человеке для работы на винных аукционах». В нем все выдавало неуверенность — он еще не решил, как подступиться ко мне. И вот наконец перешел к делу.

— Ваш отец проделывал для нас определенный объем работы — ну, вы знаете.

— Знаю.

— В основном занимался реставрацией. Иногда делал факсимиле для клиента, который продавал свою картину в Америку и хотел бы заменить ее копией. В общем, такого рода работу.

— Но часто то были оригинальные его композиции.

— А, да, вроде бы было несколько. Такой товар мы называем «pastiche»[75]

— ну, вы понимаете.

— Видел несколько, — сказал я.

— Потрясающе одаренный был человек.

— Потрясающе.

Пауза. Мистер Голдли играл кончиком своего старого галстука выпускника школы Харроу.

— Работал он с нами на строго конфиденциальной основе.

— Разумеется.

— Вот я и подумал тут… на нашей фирме подумали… Может, вы уже перебирали его бумаги? Короче, меня вот что интересует: у него сохранились записи о работе? Ну, короче, что-то в этом роде…

— Нет, я еще не разбирал его бумаги. Вполне возможно, что сохранились. Он был по-своему очень педантичен.

— Так бумаги до сих пор у вас?

— Насколько мне известно, да.

— Если вдруг вам под руку подвернется нечто в этом роде, мы можем рассчитывать на ваше молчание? Я в том смысле, что толку от этого никому… в том смысле, что вы, наверное, хотите, чтоб отца вашего помнили по выставочным работам, верно?

— Вам не о чем беспокоиться, — ответил я.

— Вот и отлично. Был уверен, что вы все поймете. У нас уже возникли недоразумения с его людьми.

— Джеллаби?

— Да. Они приходили к нам, муж и жена, сразу после несчастного случая. Практически пытались нас шантажировать.

— Вы дали им что-нибудь?

— Нет. Принимал их Гудчайлд, и, я так думаю, дал достойный отпор. Им нечем было крыть.

— Странная парочка, эти джеллаби.

— Так что не думаю, что они побеспокоят нас снова.

— Я тоже не буду беспокоить. Шантаж — это не в моем стиле.

— О нет, нет, мой дорогой, само собой! Я ни на секунду не усомнился… вовсе не хотел сказать… Ха-ха-ха!

— Ха-ха-ха!

— Но если вдруг что-то подвернется под руку…

— Буду нем как рыба.

— Или же наброски картин, которые он писал для нас…

— Короче, нечто инкриминирующее, — вставил я.

— Секрет фирмы, — сказал мистер Голдли.

— Секрет фирмы, — повторил я.

То был, пожалуй, единственный забавный эпизод за все время моего пребывания в Лондоне.