— Вы знаете, Артем Тимофеич, я не такая уж аристократка, чтобы фасона ради цедить мелкими глоточками кофе из маленькой чашечки, тем более на ночь глядя. Вкуса кофе я, видимо, не понимаю. А вот от чашки крепкого чая с лимончиком не откажусь.
Я включил телевизор, положил перед нею пульт и отправился на кухню готовить чай. Когда я вернулся с подносом в руках, телевизор был выключен. Мария Юрьевна сидела в мягком кожаном кресле и гладила на коленях мурлычущего Барсика.
— Чай готов — извольте кушать, — процитировал я из старинной шуточной песенки.
Она молча наблюдала, как я ставлю на стол горячий чайник, хрустальную вазочку с миндальным печеньем, тарелочку с лимоном, нарезанным тонкими кружочками, сахарницу, легкие чашки с блюдцами из тонкого китайского фарфора и кладу в них серебряные чайные ложки с ажурными ручками.
— Прошу к столу, — пригласил я ее.
— Спасибо. Сейчас. Только руки помою. На кухне можно?
— Конечно. Там и чистое полотенце есть.
Она осторожно опустила Барсика на пол и пошла мыть руки.
Я всю жизнь пытался понять, почему один и тот же чай, заваренный одинаковым способом, иногда получается вкусный, а иногда — не очень. Но напрасно. И никто ни разу не смог мне этого объяснить, даже очень, на мой взгляд, искусные повара. Хотя сам этот факт мало кто отрицал. В этот раз чай заварился исключительно удачно, и Мария Юрьевна не преминула это подчеркнуть.
— Артем Тимофеич, как Вы завариваете чай, что он у Вас такой вкусный и ароматный? Вы в него что-то добавляете? — спросила она, допивая последний глоток. — Вкуснее Вашего чая я не пила.
— Секрет простой: побольше кладите чая, причем хорошего, — ответил я словами из известного еврейского анекдота.
— И какой же чай Вы покупаете? — поинтересовалась она. — Цейлонский, наверное?
— Совершенно верно, цейлонский. Притом непременно «Earl Grey».
— Странно. Я тоже люблю этот чай, но такой вкусный у меня не получается. Вы, наверное, какое-то магическое слово знаете?
— К сожалению, не знаю. И не верю ни в какие волшебные слова.
— Тогда подскажите, почему это мне не удается?
— Заваривать надо с душой. С душой все получается лучше, — сказал я, любуясь ее соблазнительными формами.
— Это верно. Как видно, я малодушная. Еще чашечку можно?
— Как приятно, когда тебя ценят, — сказал я, наполняя ее чашку до краев. — А насчет Вашего малодушия — тут уж Вы неправы. Душа у Вас, по-моему, исключительно большая, широкая и чистая. Берите миндальное печенье — свежайшее.
— Спасибо. Все у Вас очень вкусное, притом «с душой», как Вы выразились. Но сейчас пост. Я и так его нарушила по Вашей вине, — игриво сказала она.
— Помилуйте! — искренне изумился я. — На этом столе нет ничего скоромного. Даже это печенье…
— В пост, Артем Тимофеич, мало не потреблять скоромных блюд. Нельзя еще предаваться каким бы то ни было удовольствиям. А я вот смалодушничала и предалась — напилась обалденного чая, да еще вторую чашку попросила, — ответила она без намека на шутку.
— Ну, это уж слишком строго. Такие жесткие посты соблюдают только в монастырях, да и то не во всех. А Вы на монашку ну никак не походите, — заключил я, украдкой окинув взглядом ее декольте и полные белые руки.
— Верно, не похожу. Тем более что в Библии ни о каких монастырях, ни о каких монахах не говорится ни слова. Ну, так. Чайку вроде попили. Расскажите теперь о себе, как намеревались, — попросила она, обдав меня теплом нежного взгляда.
— Охотно. Мне шестьдесят пять лет. Имею трехкомнатную квартиру в Киеве. По профессии инженер-электрик. Всю жизнь работал в научно-исследовательском институте. Официально женат. Имею взрослую дочь, внучку и внука. Дочь с зятем и детьми живет в Сан-Франциско. Жена уже пять лет как к ним уехала. Когда родился внук, дочь вызвала ее нянчить малыша, чтобы не потерять работу.
Я на минуту умолк, наблюдая за тем, как к Марии Юрьевне подошел Барсик и бесцеремонно взобрался на колени. Она ласково погладила кота, и он, громко мурлыча, улегся и от удовольствия сладко зажмурил глаза. Мария Юрьевна снова посмотрела на меня, и я продолжил: