Полное собрание сочинений и писем в 3 томах. Том 2

«O Tosco che per la città del focovivo ten vai così parlando onesto,

piacciati di restare in questo loco.La tua loquela ti fa manifestodi quella nobil patrïa natio,

a la qual forse fui troppo molesto».

Дант — бедняк... внутренний разночинец старинной римской крови. В этой характеристике Данте обычно усматривают автобиографический подтекст, однако при всей правомерности отождествления М. с «бедняком» и «разночинцем» (ср. автохарактеристики в «Шуме времени») не следует упускать из виду, что для советской литературной критики 20-х годов вопрос о том, рупором каких социальных сил является тот или иной классик мировой литературы, имел первостепенное значение, и от ответа на него зависело, нужен ли он пролетарской культуре. В. М. Фриче (1870–1929), например, который заведовал литературным отделом Наркомпроса, был деканом филологического факультета МГУ, главным редактором «Литературной энциклопедии» и стал академиком (1929), считал, что «Божественная комедия» представляет возврат к старым средневековым вид`ениям, а Данте является апологетом дворянского класса, «империалист[ом] в средневековом значении этого слова» (81а, с. 494, со ссылкой на: 135, с. 33–38). Парадокс «разночинец старинной... крови», вероятно, отсылает к «Моей родословной» Пушкина (ср. ниже в тексте упоминание «чисто пушкинской камер-юнкерской борьбы»).

...не знает как ступить, что сказать... — перифраз пушкинской «Сказки о рыбаке и рыбке»: «Ни ступить, ни молвить не умеешь», перекликающийся с пушкинской темой соседних абзацев и со стихами М.: «Смотрите, как на мне топорщится пиджак, / Как я ступать и говорить умею» («Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето...», 1931).

«Dolce padre» — нежный отец, сам М. переводит dolce традиционным эпитетом: «сладчайший отец».

...так называемый орлиный профиль

. Подразумевается ст-ние А. Блока «Равенна», см. ниже цитату из него.

Тень, пугающая детей и старух... Здесь можно предположить трансформацию нескольких сюжетов: 1) эпизода, рассказанного Боккаччо в «Жизни Данте», как две веронские женщины (кумушки) узнают — по смуглому цвету лица — в проходящем мимо человеке того, кто спускался в Ад, что отмечено А. А. Морозовым со ссылкой на рус. перевод 1898 г. (26а, с. 76–77). Укажем новый перевод: 69, с. 547; подробно прокомментировано Г. А. Левинтоном (20а, с. 230, примеч. 191: отмечено, что перевод этого фрагмента был в книге И. Скартаццини «Данте» — 122, с. 129–131); 2) баллады Е. Гейбеля «Данте», см. 113, где о Данте говорят две девушки (две сестренки). Еще раньше эта же баллада появилась в переводе М. А. Дмитриева (89, с. 237–238). Эта баллада, видимо, отразилась в картине Ж.-Л. Жерома «Данте». Видимо, все эти женские персонажи разных возрастов и превратились у М. в «детей и старух». «Страх» привносит Скартаццини (у Боккаччо этого нет): «Без сомнения, Данте больше боялись, чем любили» (122, с. 132). Ср. также сопоставление Чаадаева с Данте в статье «Петр Чаадаев»: «На него могли показывать с суеверным уважением, как некогда на Данта: “Этот был там, он видел — и вернулся”» (см.: 20а, с. 230, примеч. 191).

...в то время как Боккаччо, его почти современник, наслаждался тем же самым общественным строем, окунался в него, резвился в нем. Ю. И. Левин усматривает здесь автобиографический подтекст: намек на неравное положение Мандельштама и Пастернака (102, с. 143).

Представлять себе дантовскую поэму вытянутым в одну линию рассказом или даже голосом... Продолжение (ср. в самом начале гл. I о «пересказе» и о линейности кино) темы синтагматики (последовательности) и одновременности, разрабатывавшейся в 1920-е гг. Ю. Н. Тыняновым («сукцессивность» и «симультанность» в его терминологии), ср. ниже о связях с ОПОЯЗом. Эта тема связана и с понятием «полифонии» (как музыкальной, так и литературной) — М. употребил этот термин за несколько лет до Бахтина (см.: 42, с. 187), о чем свидетельствует слово «голос» и переход в следующем предложении к теме Баха и органа.